Зерно богоподобной силы - [60]

— Вы хотите сказать, что сами печатаете…

— Почти все, что нам нужно.

Сегодня женщина не выглядела так сурово, как тогда, на палаточном собрании в Кингсбурге. Эду пришла в голову мысль, что там он просто заранее настроился непременно увидеть ее суровой. Этакой религиозной фанатичкой, готовой с пеной у рта обличать и поносить танцы, спиртное, азартные игры и прочие грехи.

— Вы имеете в виду книги? — спросил Эд, когда они подошли к двери.

Его представления о книгопечатании предполагали наличие огромных цехов, заставленных печатными станками в стиле Рюба Голдберга[41], где все процессы полностью автоматизированы. На одном конце с головокружительной скоростью разматываются огромные рулоны бумаги, а на другом выскакивают готовые книги, которые опять же автоматически складываются и пакуются со скоростью тысяча штук в час, если не в минуту. Тогда как все это здание было никак не больше, чем тридцать на сорок футов.

Вслед за своей спутницей он вошел в дверь.

— Книги, брошюры, даже небольшую еженедельную газету, которую мы рассылаем по всей стране тем странникам, которые пока еще не решаются перебраться в Элизиум, — она поздоровалась с одним из двоих мужчин, которые работали в печатне. — Вот, Келли, я наконец принесла два последних стихотворения.

Келли стоял перед машиной, в которой Эд смутно узнал примитивный печатный станок. Левой ногой он качал педаль — так когда-то приводили в движение старинные швейные машины. Одновременно он брал правой рукой листы бумаги и по одному ловко вставлял их в движущийся станок, из которого так же ловко потом извлекал левой рукой.

— Привет, Марта, — ответил Келли. — Ты как раз вовремя. Норм сейчас их наберет.

Эд зачарованно наблюдал. Стоит руке попасть в станок и…

— Что, никогда не видели тигельной печатной машины? — усмехнулся Келли.

— Никогда, — признался Эд.

— Келли, это новый странник, — сказала Марта. Он побывал на нескольких выступлениях Джоша.

Они обменялись приветствиями. В полном изумлении Уандер продолжал наблюдать за работой. Вряд ли он удивился бы больше, попав в комнату, где женщины вручную чешут шерсть, а потом прядут ее на прялках.

Впрочем, это ему тоже предстояло вскоре увидеть…

Пока Марта с Келли уточняли какие-то технические подробности, касающиеся книги, которую они, по-видимому, в настоящее время печатали, Эд прошел в другой конец помещения, где работал второй мужчина.

Тот взглянул на Эда и приветливо улыбнулся.

— Меня зовут Хаер, возлюбленный, Норм Хаер.

— Эд. Эд Уандер. Что это, черт возьми, вы делаете?

Хаер снова улыбнулся.

— Набираю шрифт. Это калифорнийская наборная касса. Гарнитура Гауди, старый стиль, на десять пунктов.

— Я думал, набирают на аппарате — вроде пишущей машинки.

Хаер рассмеялся.

— Так делали раньше. Только у нас здесь, в Элизиуме, ручной набор.

Его руки замелькали, и строка шрифта в подносе, который он придерживал левой рукой, стала расти на глазах.

— Но послушайте, — стараясь сдержать раздражение, спросил Эд, — чего вы этим добиваетесь? Да, Бен Франклин печатал таким же манером, но ведь с тех пор человечество додумалось до кое-каких усовершенствований!

Пальцы наборщика продолжали порхать, не останавливаясь ни на миг. Он явно принадлежал к числу людей, которых никогда не покидает доброе расположение духа. Во всяком случае, сейчас с его лица не сходила улыбка.

— Этому есть несколько причин, — ответил он. — Вопервых, великое удовольствие — сделать вещь своими руками от начала до конца. Особенно первоклассную вещь. Из производства предметов потребления что-то ушло, когда сапожник перестал изготовлять обувь, начиная с подготовки кожи и кончая отделкой готовой пары ботинок. Когда он, ВМЕСТО того, встал за гигантский станок, устройства которого не понимает, и начал наблюдать за несколькими стрелками да время от времени нажимать на кнопку или щелкать выключателем — и так по четыре или пять часов в день.

— Отлично, — возразил Эд. — Но этот ваш прежний сапожник делал, может быть, единственную пару ботинок в день, а теперешний — десять или двадцать тысяч.

Наборщик усмехнулся.

— Вы правы. Но зато теперешний страдает язвой, ненавидит свою жену и пьет горькую.

— А чем вы сами занимались до того, как стали работать наборщиком у Таббера? — неожиданно для себя спросил Эд. — Судя по речи, вы совсем не похожи на недоучку, какого-нибудь мелкого… — он замялся: фраза прозвучала не очень-то дипломатично.

Норм Хаер расхохотался.

— Я работаю не у Таббера, а для Элизиума. А до этого я был главным управляющим Всемирной печатной корпорации. У нас были свои представительства в Ультра-Нью-Йорке, Новом Лос-Анджелесе, Лондоне, Париже и Пекине.

Эд на собственной шкуре познал, чего стоит в государстве всеобщего процветания взобраться на самый верх пирамиды. Когда для производства нужна лишь треть потенциальной рабочей силы нации, борьба за место обостряется до предела.

— Добрались до самого верха, а потом вас спихнули? — сочувственно спросил он.

— Не совсем, — усмехнулся Хаер. — Для этого я был слишком крупным акционером. Просто однажды я прочитал брошюрку Джоша Таббера. На следующий же день я раздобыл все его книги, которые сумел отыскать. А через неделю послал подальше свою корпорацию и приехал в Элизиум помогать организовывать эту мастерскую.