Зерно богоподобной силы - [20]

— Мой священник каждое воскресенье проповедует то же самое, — заметил кто-то. — Только к понедельнику мы об этом и думать забываем.

— Так вот что он говорит… — сказал кто-то еще. Как раз с этим вопросом мне хотелось бы разобраться. Чем ему не угодило наше общество потребления? И что произойдет с нашей экономикой, если все мы станем слушать таких, с позволения сказать, религиозных лидеров?

Фонтейн громыхнул молотком.

— Продолжайте, — обратился он к Эду.

Похоже, он пока тоже был не в восторге от того, как Уандер излагал свой отчет. От этой мысли настроение у Эда совсем упало.

— Он нисколько не похож на коммуниста — вот все, что я могу сказать. Более того, когда Элен… мисс Фонтейн, прямо спросила его об этом, он ясно дал понять, что не считает себя коммунистом.

Женщина, которая докладывала по библиотечному вопросу, заинтригованно спросила:

— Но какое все это имеет отношение к тому, что Элен находится под наблюдением врача? Что он с ней сделал?

Эд обеспокоенно взглянул на Дженсена Фонтейна, который начал было отвечать, но потом так плотно сжал губы, что Эд невольно подумал: чтобы просунуть между ними нож, пришлось бы здорово попотеть. Ну, и ладно.

— Видите ли, — сказал Эд, — мисс Фонтейн его слегка покритиковала. Ну, а он оскорбился и… проклял ее.

Воцарилась тишина. Видимо, все пришли к тому же выводу, что и Фонтейн — во время их предыдущего разговора. Уандер поспешил внести ясность.

— То есть он напустил на мисс Фонтейн порчу.

— Порчу? — переспросил Уонамейкер Дулитл.

— Можно еще сказать, сглаз, — уточнил Эд.

— И как это связано с ее недомоганием?

— Она утверждает, что начинает чесаться, — обреченно проговорил Эд.

Дженсен Фонтейн грохнул молотком.

— Кончайте молоть вздор. Что конкретно сказал этот чокнутый?

В своем незадавшемся актерском прошлом Эд Уандер потратил немало времени на развитие памяти, в частности, на запоминание диалогов. Теперь он покопался в памяти и произнес:

— «Воистину проклинаю суетность и тщеславие женское. Воистину..» Когда Таббер входит в раж, то переходит на высокопарный стиль… «Воистину, никогда больше не обретете вы радости в тщеславии своем. Воистину никогда больше не обретете счастья в нарядах или косметике», что-то в этом духе. Не дословно, конечно, но в общем и целом… Теперь вы видите: он не наложил заклятье именно на Элен. Из того, как он это сформулировал, можно понять, что он проклял всех женщин…

Эд осекся на полуслове — по спине его пробежали холодные мурашки и стали медленно подниматься все выше.

Глава четвертая

К утру следующего дня у Эда Уандера почти не осталось сомнений. Он просмотрел бюллетени, пришедшие по телетайпу. Выходило, что помешательство затронуло не всю страну, а весь мир. Объединенная Европа, Советский лагерь, аборигены Галапагосских островов — никто не остался в стороне.

Мир знавал массовые помешательства и раньше, причем самые что ни на есть разнообразные. В наше время люди на них особенно падки. Хула-хупы и повальная мода на стиль «Дэви Крокет»[18] — знаки прошлых десятилетий — просто ничто в сравнении с сегодняшними маниями. По мере того, как бдение у телевизора заменило среднему обывателю ежедневный труд, на смену слабым попыткам восстать против полной неподвижности и заключения в четырех стенах собственной гостиной пришло увлечение объемным кино, которое по крайней мере заставляет вас пройтись до ближайшего кинотеатра, и все новые, новые, новые причуды моды. Мода в еде, мода в одежде, мода в слэнге — мода во всем. Это был один из методов, которые позволяли ловким дизайнерам, искусно управляющим процессом быстрого устаревания продукции, поддерживать товарооборот. Если сейчас в моде кузов с откидным верхом, то седаны безнадежно, устарели, и разве только чокнутый, законченный чудик рискнет в нем показаться. Если в моде твид, то габардины не актуальны, и вчерашний костюм остается выкинуть в мусоропровод. Если в моду входит китайская кухня, то все остальные: итальянская, турецкая, русская, шотландская, любая другая, от которой все сходили с ума в прошлом месяце, — никого больше не интересует. А ресторан, который предусмотрительно забил все кладовые и холодильники продуктами, нужными для вчерашнего крика кулинарной моды, может без колебаний отправить их на помойку.

Да, мир знал капризы моды и раньше, но такого — еще никогда.

Почти каждый крик моды, родившийся на Западе, в конце концов доходил и до Советского лагеря. Стоило коктейлю «Психотравма» стать гвоздем сезона в Большом Вашингтоне, как три месяца спустя их поднимали за здравие главы правительства в Кремле. Стоило ярким полосатым бермудам потеснить вечерние туалеты в Ультра-Нью-Йорке — и всего через несколько недель они красовались на тощих конечностях обитателей Пекина.

Но всегда на это уходили по меньшей мере недели.

Теперь же, насколько мог судить Уандер, мода на домотканый стиль одновременно воцарилась на всей планете сразу. Это подтверждали все сведения, которые ему удалось раздобыть. И, пожалуй, никто, кроме него, об этом пока не подозревал.

Случилось это субботним вечером в восемь сорок пять по местному времени. Исходя из разрозненных обрывков новостей, которые Эду удалось собрать, соседний часовой пояс, лежавший к западу, напасть поразила на час позже, на Англию она обрушилась четырьмя часами раньше, а на Объединенную Европу — шестью. А дальше пошло — поехало. Короче говоря, помешательство поразило мир в одно и то же время.