Зерна гранита - [88]

Каталина посмотрела на меня и указала на горы слева от дороги.

— В этих местах я воевала. Мои боевые товарищи остались здесь навсегда. О них я сейчас думаю. Очень часто, когда я ищу ответы на трудные вопросы, я советуюсь с ними, А это значит, что они живут во мне.

— Кажется ли тебе сейчас пройденный путь, когда ты смотришь на него с высоты достигнутого, страшным?

— Нет! — твердо ответила Каталина. — Если бы пришлось, я снова прошла бы его. Ведь наше счастье в борьбе. А мы делаем все во имя счастья.

И сейчас не могу объяснить себе, откуда у этой нежной женщины столько мужества.

— В вашей борьбе кто был самым смелым? — продолжал я спрашивать.

Каталина усмехнулась и без колебания ответила:

— Народ. Та вулканическая сила, которую в США до сих пор еще не могут понять. Я не поэтесса, не могу думать образно, но силу народа всегда воспринимала как тропический дождь, который приходит, чтобы унести накопившуюся грязь, промыть глаза и совесть земли. Думаю, что наш народ заслуживает того, чтобы ему поставили памятник, который по своей значимости был бы больше вулкана Момотомбо. Он того заслуживает.

Недавно в одной из бесед Карлос Нуньес, председатель Государственного совета, сказал мне, что памятник Свободы, может быть, будет воплощен в высоко поднятом народном мачете. Наверное, потому, что мачете по форме напоминает меч. В связи с этим я вспомнил, как однажды Евгения Викторовича Вучетича спросили: «Скажите, пожалуйста, почему вас так привлекают мечи? Может быть, по природе вы завоеватель?» Ответ Вучетича прозвучал как притча, которую он не случайно назвал «Три меча»:

«Первый меч поднимает к небу на берегу Волги, на Мамаевом кургане, Мать-Родина, призывая своих сыновей изгнать фашистских варваров, топтавших в то время ее землю. Второй меч в берлинском Трептов-парке острием вниз держит наш солдат-победитель. Этот меч рассек свастику и освободил народы Европы. Третий меч человек переплавил на орало, выражая этим стремление людей доброй воли бороться за разоружение во имя торжества мира на нашей планете».

Я рассказал притчу Вучетича Нуньесу, и он воскликнул:

— Сколько гуманности в социалистическом искусстве!

Машина несла нас к Матагальпе, родному городу Карлоса Фонсеки Амадора. Если бы он был жив, ему сейчас исполнилось бы 44 года. А он ушел из жизни, когда ему не было сорока. Имя и образ Карлоса Фонсеки никарагуанцы всегда сопоставляют с именем и образом Аугусто Сесара Сандино. Фонсека и Сандино — две великие личности, которые навсегда вошли в историю Никарагуа. Народ этой страны сегодня живет и побеждает с их именами.

Каталина рассказывала мне о Карлосе, а я мысленно вернулся к вчерашнему дню. Вечером, когда жара немного спала, я с букетом цветов пошел к памятнику Фонсеке. Памятник открыт недавно. Он стоит в центре площади Революции, окруженной зданиями народного театра «Рубен Дарио», парламента и полуразрушенного кафедрального собора. У каждого элемента этого архитектурного комплекса своя история. Я постоял у Вечного огня, озаряющего лица солдат, замерших в почетном карауле. На плите написано:

«Вся Никарагуа тебе говорит — ты навеки с нами».

Рассказ Каталины насыщен датами, годами, событиями. Карлос Фонсека родился 23 июля 1936 года, погиб 7 ноября 1975 года. Каталина рассказывала мне о добром характере его матери Густины Фонсека, о твердости и любви к науке его отца Фаусто Амадора. А я слушал и представлял себе непоседливого мальчика, который еще в начальных классах удивлял учителей широтой своих знаний, постоянным поиском нового, какой-то обостренной чувствительностью к общественным явлениям. Политические интересы привели его в марксистские кружки еще в юном возрасте, что сделало его более устремленным и решительным в действиях. В восемнадцать лет Карлос основал журнал «Сеговия», чтобы активнее распространять прогрессивные идеи. Еще в первый год учебы на юридическом факультете университета он становится членом Никарагуанской социалистической партии. Жил он на бедной окраине Манагуа. Широкий круг его интересов привлекал к нему прогрессивных студентов. На факультете он организовал марксистский кружок и участвовал в издании газеты «Университет».

В сентябре 1956 года, когда Ригоберто Лопес Перес убил Анастасио Сомосу, одним из первых брошенных в застенки диктатора был Карлос Фонсека. Можно сказать, что с этого момента начался его трудный путь профессионального революционера. Своим товарищам он говорил: «Победа всегда имеет высокую и печальную цену. Именно поэтому полнота ее радости является достоянием грядущих поколений». Карлос Фонсека посвятил свою жизнь освобождению родины. Жажда видеть свой народ свободным еще больше усилилась после того, как он принял участие в Международном фестивале молодежи в Москве в 1957 году. Социалистический мир и жизнь советских людей произвели на него огромное впечатление. Всем этим он поделился в своей книге «Один никарагуанец в Москве».

Его жена мне говорила, что Карлос часами рассказывал детям и ей о Москве, но больше всего о Владимире Ильиче Ленине. Для него Ленин был совестью всего самого прогрессивного, а его учение — уроком для истинных патриотов. Когда фестиваль закончился и пришла пора возвращаться домой, Карлос встал рано утром, пришел на Красную площадь и постоял у Мавзолея В. И. Ленина. Жене он сказал: «Для меня Ленин не просто создатель большевистской партии, большой деятель международного коммунистического и рабочего движения, идеолог и стратег. Ленин — это синоним моих идей, моей веры в победу».