Зеркальщик - [35]

— Где император? — удивленно спросил Михель Мельцер. — Его еще не видели.

Казалось, дворецкий был возмущен столь глупым вопросом.

— Трисмегист не привык развлекаться в обществе своих подданных.

— Ах, — непонимающим тоном отозвался Мельцер, — но ведь как раз веселое общество способно развеять его вселенскую скорбь.

Алексиос сделал знак следовать за ним.

Симонетта хотела отстать, по Мельцер схватил ее за руку так крепко, что у нее не оставалось иного выхода, кроме как следовать за ним.

— Вы что, собираетесь указывать императору, как ему развлекаться? — поинтересовался дворецкий на ходу.

— Ни в коем случае, — ответил Мельцер. — Мне просто показалось, что на Празднике Кувшинок веселятся все, кроме одного человека — императора.

— Ему нравится хранить молчание! — вежливо, но непреклонно заметил Алексиос.

Дворецкий быстрым шагом пересек оживленный зал, в конце которого была широкая лестница в форме полумесяца, ведущая на верхний этаж. Портал с колоннами с каждой стороны охраняли факельщики и слуги в ливреях. При появлении дворецкого тяжелые, украшенные золотым орнаментом двери открылись и пропустили посетителей.

По рассерженному взгляду Алексиоса было видно, что присутствие прекрасной лютнистки ему не по нутру, но Мельцер не дал себя запугать и только крепче сжал руку Симонетты. Так они и вошли в зал для аудиенций одинокого императора Иоанна Палеолога.

На другом конце пустого зала, на троне, в неярком свете свечей восседал император. У него в ногах сидели трое женоподобных юношей, одетых в женское платье. Двое младших, еще совсем дети, извлекали из своих лир жалобные звуки, а старший танцевал, извиваясь, словно тоненькое дерево на ветру.

Когда Мельцер и Симонетта вошли в зал, фигура на троне подняла руку, приветствуя вошедших. Инструменты смолкли.

— Зеркальщик! — воскликнул одинокий император, обращаясь к Мельцеру. — Ты вернул мне радость.

Затем он оглядел шляпу с пером на голове у Мельцера, птичью маску лютнистки и соизволил рассмеяться.

— А кто эта восхитительная птичка?

— Ее зовут Симонетта, — прямо ответил Мельцер, на этот раз решив обойтись без посредничества дворецкого. — Она из Венеции, умеет удивительно играть на лютне и поет словно настоящий соловей.

— Чудесно, — заметил император, благосклонно махнув рукой. — Она ваша любовница, зеркальщик?

Мельцер украдкой взглянул па Симонетту.

— Хотел бы я, чтобы это было так, великий император, но столь прекрасная женщина никогда не принадлежит одному.

Иоанн Палеолог нахмурился и, обратившись к Симонетте, сказал:

— Снимите вашу маску, прекрасная птичка, чтобы я мог увидеть ваше лицо.

Лютнистка повиновалась приказу императора, и Иоанн Палеолог удивился:

— Действительно, ангельское личико. Почему ты отвергаешь его, венецианка?

Симонетта держала свою птичью маску в руках. Женщина была смущена. Наконец, покраснев, она ответила:

— Мы еще не объяснились с ним, господин император.

— Господин император! — Иоанн Палеолог фальшиво засмеялся. — Не называйте меня так буднично! Я знаю, в Венеции не придают значения старинным титулам, но в моих жилах течет кровь Цезаря, Марка Аврелия и Константина. Так что обращайтесь ко мне так, как это подобает, зовите меня Трисмегистом. Это, кстати, означает «Трижды Великий» — ты понимаешь, прекрасная венецианка?

— Как вам будет угодно, Трисмегист.

Мельцеру показалось странным, что христианский император Византии велел именовать себя титулом, которым величали языческого бога Гермеса. Но времени на размышления не было, потому что Иоанн Палеолог подозвал Симонетту поближе и прошептал:

— Ты должна ответить ему согласием, пока это не сделала другая. Думаю, он еще заставит говорить о себе.

Мельцер притворился, будто не слышал, что сказал император, хотя на самом деле уловил каждое слово и болтовня императора заставила его почувствовать гордость.

— Почему я просил тебя прийти, — произнес наконец Иоанн, обращаясь к зеркальщику. — Я хочу, чтобы ты сделал мне зеркальный кабинет, ванную комнату с выпуклыми зеркалами на стенах, в которых я буду казаться полным, словно турецкий султан, чтобы меня радовала моя полнота и полнота моих женщин.

При этих словах взгляд императора мечтательно скользнул по трем юношам у его ног.

— Господин, — ответил Мельцер и глубоко вздохнул, — ваше поручение делает мне честь, но я боюсь, что оно превосходит мои возможности. С одной стороны, у меня нет такой большой мастерской и необходимых помощников. С другой стороны, Трисмегист, для исполнения вашего желания необходимо так много олова и свинца, что их хватило бы, чтобы обеспечить амуницией всю вашу армию.

Возражения зеркальщика привели Иоанна Палеолога в беспокойство. Император вскочил, позвал своего дворецкого и велел привести испанца.

Вскоре, низко поклонившись, появился человек, уже известный Мельцеру: Фелипе Лопез Мелендез из Арагонии.

— Дон Фелипе, — начал император, — сколько олова и свинца вы можете поставить?

— Столько, сколько вам нужно, — ответил Мелендез. Император поинтересовался:

— Сколько нужно тебе, зеркальщик? Мельцер скривился.

— Полтысячи ведер для каждого. Не меньше! Мелендез, обращаясь к императору, произнес: