Зеркало сновидений - [70]

Ломову не хотелось ничего говорить, поэтому он лишь нехотя кивнул.

— Но ты вернешься? — с мольбой спросила тетушка. И внезапно ему стало невыносимо стыдно своих недавних мыслей, стыдно оттого, что он должен был обманывать ее, оттого, что…

— Я постараюсь, — пообещал Сергей Васильевич, стиснув зубы.

Тетушка подошла к нему и перекрестила его, с мольбой глядя на него снизу вверх. У него дрогнули губы, он неловко погладил ее по плечу, и тогда она обняла его и заплакала.

— Ах, Сережа, какая же я стала старая и глупая, — проговорила Евдокия Петровна, вытирая слезы платком. — Я буду молиться, чтобы ты вернулся целый и невредимый.

И он снова пообещал ей, что вернется, и еще раз, и опять, и оба они знали, что он дает обещание, исполнение которого зависит от слишком многих условий, но оба предпочитали делать вид, что произнесенное вслух слово обладает силой, которая способна преодолеть любые препятствия. Потом денщик отнес вниз чемоданы, мелькнули мосты, каналы, улицы Петербурга, громада Исаакия, и вот — корабль, который унесет их с баронессой Корф навстречу их судьбе.

Амалия уже была на борту, одетая в элегантное жемчужно-серое платье, но что-то в выражении ее лица не понравилось Ломову. Мыслями она словно все еще была на берегу, и ее спутник это почувствовал.

— Вы недовольны тем, что следствие закончили без вас?

Сергей Васильевич увидел, как дрогнули черные ресницы, и золотисто-карие глаза обратились в его сторону. Через мгновение Амалия усмехнулась и отвернулась.

— Нет, — уронила она, — просто недовольна.

— И я вас вполне понимаю, — заметил Ломов. — Так многообещающе все начиналось: сны, пророчества, а в итоге оказалось проще пареной репы. Банальнейшая месть, и только.

— Ну да. Обычно в расследовании имеет значение каждая деталь, но тут случилось ровно наоборот. Чем ярче детали, тем сильнее они отвлекают от главного.

— А главным оказалась старая интрижка с прачкой, которая обернулась трагедией для ее семьи.

— Нет. — Амалия недовольно мотнула головой. — Главным был первый сон, с его лейтмотивом — возвращение домой. Остальные в чем-то повторяли его, но первый сон… Именно с него все началось.

— Должен признаться, сударыня, — промолвил Сергей Васильевич после паузы, — я вас не понимаю.

— Не важно, — отозвалась Амалия. — Как ваша тетушка? Мне очень жаль, что я не успела с ней попрощаться.

— О, не беспокойтесь, сударыня. Считайте, что я попрощался за нас двоих.

— Евдокия Петровна — замечательная женщина, — сказала Амалия серьезно. — Вы на нее чем-то похожи. По правде говоря, я не удивлюсь, если она все поняла про нас.

— Ну, конечно же, нет, сударыня, — ответил Сергей Васильевич совершенно искренним тоном. Амалия посмотрела на него и улыбнулась.

— Вот как? Ну что ж… — Она подняла голову и стала смотреть на паруса, которые полоскались по ветру. — Интересно, кто-нибудь из наших противников догадывается об истинной цели нашего путешествия?

— Пусть ломают головы, — хищно усмехнулся Ломов и, не удержавшись, добавил: — Лучше было б, конечно, если бы они шею себе сломали…

Глаза баронессы Корф блеснули.

— Я чувствую, Сергей Васильевич, мы с вами не соскучимся, — промолвила она со смешком.

Корабль снялся с якоря и стал выходить из гавани. Ломов стоял у борта и смотрел, как Петербург тает вдали. Амалия не пожелала составить ему компанию и удалилась в свою каюту.

Остановка в Кронштадте должна была быть короткой, но прошло несколько часов, а корабль все еще стоял на якоре. Не утерпев, Сергей Васильевич отправился просить объяснений у капитана, но тот туманно сослался на полученный приказ. Близилась ночь, и наконец на корабль прибыл запыхавшийся курьер, который вручил Ломову запечатанный пакет.

Потребовав, чтобы фонарь поднесли ближе, Сергей Васильевич сломал печати и прочитал текст письма. Через несколько мгновений свирепые проклятья сотрясли фрегат от кормы до носа и от верхушек мачт аж до самого якоря. Ломов ругался так яростно и так виртуозно, что даже оказавшиеся поблизости бывалые моряки, которые по части сквернословия могли заткнуть за пояс кого угодно, воззрились на него с невольным почтением. Сергей Васильевич так увлекся, что даже не обратил внимание на появившуюся возле него баронессу Корф.

— В чем дело? — спросила она. — Мы возвращаемся в Петербург?

Ломов умолк и воззрился на нее с изумлением.

— Вы, — прохрипел он, — вы знали?..

— Нет, — безмятежно ответила Амалия, — но я, скажем так, подозревала. Слишком уж наше начальство тянуло время. Обычно, когда наши тянут время, это значит, что они готовят удар вовсе не там, где его ждут. Поэтому я предположила, что нас… ну, словом, используют, не сообщая нам всех деталей. И потом, вы с самого начала говорили, что мы с вами плохо подходим друг другу…

— Знаете, — признался Ломов, комкая письмо, — больше всего я ненавижу в нашей работе, не когда тебя бросают в аду на произвол судьбы и не когда собственные дипломаты с честными глазами отрекаются от тебя, зная, что после этого тебя убьют, а вот такие ситуации. А, ч-черт…

Он набрал воздуху в грудь, заходя на второй круг ругательств, но поглядел на лицо Амалии и опомнился.