Зеркало сновидений - [33]

От Сони братья узнали, что Кирилл Степанович уехал, Наталья Андреевна закрылась у себя и никого не принимает, а Ольга Кирилловна наверху. Горничная хотела доложить о близнецах, но Володя сказал, что они хотят сделать Оленьке сюрприз.

— Почему в этом доме горничные такие дурнушки? — не удержался Коля, когда они поднимались по лестнице. — Что она, что другая… как бишь ее… Глаша, что ли?

— Ну так хозяин дома был известный amateur de femmes [11], — пожал плечами Володя. — Вот жена и страхуется.

— Не знаю, не знаю, — протянул Коля, забавляясь. — Соня, конечно, не красавица, но в потемках и на один раз вполне сойдет…

Близнецы расхохотались, и лакей, который шел по лестнице им навстречу, поглядел на них с удивлением. Володя напустил на себя серьезный вид и взглядом призвал брата к порядку.

К разочарованию близнецов, Оленька была не одна. Она о чем-то беседовала с Арсением, сидя рядом с ним на диване, в то время как Машенька и Ларион за пианино разбирали ноты нового романса, написанного Чигринским. Глаза у Оленьки были красные, потому что вчера она много плакала, но от близнецов не укрылось оживление, с каким она говорила с Истриным.

При появлении новых гостей разговор застопорился, и первые несколько минут все чувствовали себя довольно неловко. По правде говоря, близнецы были не прочь — выражаясь современным языком — попытаться расколоть Оленьку, но в присутствии Арсения эта задача становилась практически невыполнимой. Сама Оленька, заметив на пороге Володю и Колю, переменилась в лице и явно занервничала. Машенька ничего не имела против братьев, но она инстинктивно уловила их боевой настрой, и он ей не понравился. Арсений не питал никаких иллюзий относительно того, как к нему относятся вновь прибывшие, и не горел желанием с ними общаться. В свою очередь, Ларион счел, что братья поступили некрасиво, не явившись на похороны девушки, которая им нравилась, однако, когда близнецы представили свои объяснения, сославшись на стремление матери запереть их в четырех стенах, он счел их вполне убедительными.

— Сегодня нам впервые удалось вырваться из дома, — сказал Володя.

— И как видите, мы еще живы, — добавил Коля с усмешкой.

Оленька покраснела, ее ресницы задрожали.

— Господа, — вмешалась Машенька, — я понимаю ваши чувства, но… В семье горе, и Оля… она вовсе не виновата, что ей снятся такие сны.

— Нет, конечно, никто не виноват, — сказал Володя, косясь на поручика и ломая себе голову над тем, как бы вывести его на чистую воду. — Не так ли, Арсений Васильевич?

Поручик нахмурился.

— Я видел то, что видел, — сказал он наконец. — Нравится вам это или нет.

— Мы тут просто подумали, — объявил Коля, лучась улыбкой, — вдруг кто-нибудь из нас поссорится с вами, а вы вызовете его на дуэль. Вы ведь хорошо стреляете?

— Вполне, — сдержанно ответил Арсений.

— Ну вот! — воскликнул Володя. — А я совсем не умею стрелять. А ты? — обратился он к брату.

— Так, немного, — беспечно ответил тот.

Машеньке не нравился оборот, который принимал разговор, и она громко заиграла на пианино. Ларион, однако, пропустил момент, когда надо было перевернуть страницу, и она сбилась.

— Кстати, я тут подумал: как во сне можно слышать выстрел? — быстро спросил Коля, когда музыка умолкла.

— Обыкновенно, — сухо ответил молодой человек. — Так же, как слышишь разговоры, например. Может быть, это не совсем разговоры, — поправился он, — но ты понимаешь, что люди говорят, и знаешь, что именно они говорят.

— Вот, вот, — подтвердила Оленька, энергично кивая. — Именно так!

— Скажите, а выстрел, который вы слышали во сне, был из пистолета или ружья? — поинтересовался Володя ангельским голосом. По правде говоря, он понятия не имел, есть ли между ними разница, но надеялся, что Арсений запутается и так или иначе выдаст себя. Однако проклятый поручик даже не обратил внимания на то, что ему пытались расставить ловушку.

— Интересный вопрос, — пробормотал он, хмурясь. — Но в моем сне не было ни ружья, ни пистолета, ничего такого. Я просто помню, что выстрел был совершенно отчетливый, и… и довольно громкий, то есть во сне мне так показалось, потому что трудно, знаете, точно описать то, что видишь…

— Должно быть, профессор Ортенберг от вас в восторге, — ввернул Коля. — Такой интересный случай!

— Он ужасно въедливый, — сказала Оленька, оживляясь. — Он учинил мне… как это называется в романах? Допрос с пристрастием, да?

— А мне учинила допрос с пристрастием баронесса Корф, — неизвестно к чему сообщил Ларион. — Она почему-то думала, что Лизу отравили.

Машенька подпрыгнула на месте.

— Ларион! Ну ей-богу, сейчас не время для ваших фантазий…

— Это не фантазии, — обидчиво возразил студент и принялся взахлеб рассказывать о том, как Амалия осматривала спальню Лизы, какие вопросы баронесса задавала и как она была разочарована, когда Ларион убедил ее, что ни у кого не было ни малейшей возможности отравить девушку.

— Послушайте, — пробормотала Оленька, глядя на него широко распахнутыми глазами, — вы ведь все это сейчас выдумали, правда? Не может быть, чтобы баронесса Корф вела себя как… как какой-нибудь сыщик. Такая дама, как она…