Зеркало иллюзий - [39]

Я – тоже доберусь.

Во всяком случае, я уже могу снова в это верить.

Книжки – надежное противоядие, не хуже безоара: на все случаи жизни. Ну, почти на все.

“Не наноси удара из засады…”

— Потому что я нанесу его сам.

Листком с рифмованными строчками, записанными рукой Эйлин Принц, была заложена в стареньком “Продвинутом зельеварении” страница с рецептом отворотного зелья. Зельеварение я любил, а стихи – нет, и в строчки долгое время не вдумывался, пока – примерно в том же возрасте, что и переписавшая шекспировский сонет Эйлин – не установил прямую связь между сонетом–закладкой и рецептом, помеченным для надежности слабо трепыхавшейся галочкой. Я любил маму, но не мог игнорировать тот факт, что девушке с ее внешностью было бы логичнее взять на заметку не отворотное, а приворотное зелье. Но закладка и галочка тоже были – фактом.

Я не хотел бы знать, кто вызывал у мамы такие чувства. Хотя – кому я вру? Конечно, хотел бы! Неужели мой отец? Больше вроде бы некому…

Говорят, что об этом Шекспире спорили: простецом он был или волшебником. Не знаю и бесполезных споров не люблю; но только стихи – точно волшебные. Как есть – заклятье. Оно подсказало мне, что делать, и дало силы исполнить задуманное. И даже зелье не потребовалось: оказалось, что простые обидные слова действуют сильнее любых зелий и чар.

“Пусть бурная не разрешится ночь

дождливым утром — утром без отрады…”

— Не волнуйся, прогноз благоприятный: осадков не будет. Будет облачно с прояснениями… сознания, отуманенного ревностью, горечью и злостью. Ясно еще будет, наверное… безоблачно – уже никогда. Но разве я не привычен к этому?

“Оставь меня, но не в последний миг,

Когда от мелких бед я ослабею….”

— К добру или к худу – но я выбрал свой путь. На вершину или в бездну – но я не утяну за собой тебя. Я отказываюсь от тебя добровольно… прилюдно… на глазах десятков свидетелей… никто не заподозрит подвоха: мне больно – реально больно – от заклятий, ушибов, смеха вокруг – и от тех слов, что я бросил тебе в лицо… Это неподдельная боль, в которой никто не усомнится… и никому не придет в голову использовать тебя для шантажа или давления. Отныне ты ничего не значишь для меня. У меня не так много близких людей – но там, куда меня ведет мой путь, их не должно быть вовсе.

А Поттер… Поттер – мне не соперник.

“Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,

Что это горе всех невзгод больнее…”

— Сейчас, Эванс!

Ты вольна считать это своим выбором, но ты оттолкнешь меня, потому что так решил – я!

Оттолкнешь дважды, потому что я еще приду и буду тебя уговаривать – а иначе мне не поверят.

“Что нет невзгод, а есть одна беда -

Твоей любви лишиться…”

— В той жизни, с магглами, у нас был проигрыватель. Старые заигранные пластинки пробуксовывали на глубоких царапинах, повторяя одну и ту же строчку, словно были не в силах выпеть… выговорить следующую – как я сейчас.

Кто подтолкнет – меня?

Я – маггловская пластинка! Запись амбиций и разочарований, достижений и унижений… Невоспроизводимая из‑за ран и шрамов. И только отдельные слова прорываются сквозь помехи:

“…Твоей любви лишиться…”

— Мерлин и Салазар! Как же трудно выговорить!..

“…Твоей любви лишиться… НАВСЕГДА.”

— Тогда мне будет легче перенести все остальное.

ЧЕТВЕРТЫЙ

1

— Ты сам этого хотел, Северус Снейп!

— Больше не хочу!

— Давай–давай! Блэкам не отказывают!

— Надо же – вспомнил, что ты – Блэк…

— Надо же – ты еще огрызаешься? Джей, ты прихватил с собой намордник?

— Потребуется – трансфигурирую. …Давай лезь, не в первый раз!

2

Поздний февральский вечер, темный, сырой и ветреный, – самое подходящее время для того, чтобы возвращаться с тренировки квиддичной команды, на которую потащился не по желанию, а исключительно чтобы не отрываться от коллектива. Собственно тренировку Снейп не смотрел: он мог оставить в гостиной книжки, но не голову, а мысль на свежем воздухе работала даже продуктивнее, чем в душных подземельях. А не замечать отвлекающих факторов, вроде шума вокруг, он научился еще в детстве. И сейчас он плелся в хвосте шлейфа слизеринских болельщиков, обдумывая заклинаньице, которое – владей он им месяц назад – избавило бы его от необходимости запасаться маггловским оружием.

Из размышлений его выдернул рывок – такой, что треснула, разрываясь, мантия. Снейп ударился плечом о дерево, за которое его затащили – ведь нашло же где вырасти! Удар сбил дыхание, а в следующую секунду холодная (видно, долго поджидали в засаде) ладонь зажала рот, правую руку заломили за спину и жарко выдохнули в ухо:

— Шевельнешься – сломаешь.

И левое запястье тоже точно в тисках. Держали неумело, но крепко: ни вырваться, ни позвать на помощь. Снейп мотал головой, силясь вывернуться, укусить ладонь, крикнуть – бесполезно. Выпрямившись – насколько позволял захват, – он мог лишь бессильно провожать взглядом уходящих. Внутренний голос завопил, подсказывая: рванись! Рванись посильнее – и окажешься в лазарете, под надежной защитой Помфри. Даже ЭТИ – не настолько идиоты, чтобы тащить его куда‑то с переломом…

Поздно. Отпустили. Развернули, впечатав спиной в шершавый ствол дерева, и просто держали за руки. Снейп недоумевал, почему в ход не были пущены чары? Ну, положим, у него отобрали палочку – но Поттеровская упиралась прямо в его незащищенное горло, поверх сбившегося шарфа.