Зеркало для героя - [9]

     - Так.  Какими вас вырастили нежными! - насмешливо улыбнулся Пшеничный, сморщив  курносый нос.  -  Говорить вам  "вы",  не  приказывать,  не  мешать наслаждаться?  От твоих россказней веет интеллегентской размягченностью. Это на  руку вашим врагам,  а  они  спят и  видят,  как ослабить наше монолитное единство. Нет, с такими взглядами ты здесь вреден. Оба вредны!

     Пшеничный снял трубку, стал рывками набирать номер.

     - Надо смываться, - шепнул Ивановский.

     - Куда? - спросил Устинов.

     - Меня Наталья ждет. Что я ей скажу?

     Устинов засмеялся:

     - Ты ей позвони, что задерживаешься.

     Ивановский вытаращился на него,  потом тоже засмеялся и, спохватившись, прикрыл рот кулаком.

     Пшеничный покачал  головой  и  сказал  в  трубку,  что  направляет двух человек,  одного инженера, второго без специальности, что их надо принять на работу.

     - Посылаю вас в  гущу,  -  буркнул он.  -  Ничего другого предложить не могу. И зарубите на носу: забудьте, кто вы и откуда. Говорите, что выполняли специальное задание в одном закрытом районе.

     - Испытывали атомную бомбу, - предложил Ивановский. - Все равно об этом скоро в газетах объявят.

     - Брось  дурить!   Выполняли  спецзадание.  Все.  Трудовые  книжки  вам выпишут.

     Что-то  переменилось в  нем после всего жесткого,  что он им наговорил. Это  что-то,   наверное,   было  определенностью:  он  надеялся  на  лучшее, догадываясь, что они его не подведут.

     На прощание он ничего не обещал.  Правда, дал сто рублей, одной большой бумажкой, которую достал, сложенную в пять раз, из карманчика-пистона.

     Тяжелая дверь кабинета закрылась.

     В  сентябре того года по комбинату "С-уголь" резко снизилась добыча,  и секретарю обкома  из  Москвы  была  послана  короткая  телеграмма:  "Примите энергичные  меры  к  безусловному выполнению  сентябрьского плана  добычи  и поставки коксующегося угля".  Эту телеграмму заместителя Председателя Совета Министров объявили во всех горкомах, райкомах, трестах, шахтах.

     Дома  Пшеничный стал  рассказывать жене  о  странных посетителях;  Катя торопливо собирала на стол,  бегала между шкафчиком,  плитой и рукомойником, что-то у нее не получалось. Обед опаздывал.

     - Сейчас, сейчас! - озабоченно приговаривала она.

     Обычно к пяти часам,  когда Пшеничный приходил на перерыв, стол уже был накрыт.  После еды Пшеничный ложился спать часа на два,  а к восьми уходил в горком и возвращался во втором часу ночи.

     Катя поставила на стол тарелку с нарезанными помидорами.  Он попробовал - не посолены.  Посолил, отрезал хлеба, стал есть. Потом справился с борщом, варениками и  молочным киселем.  Катя не  ела,  сидела напротив.  У  нее был другой распорядок.

     - Я у портнихи была, - сказала она. - Наконец-то готово.

     - Красивое?

     - Красивое. Хочешь надену?

     - Надень,  -  улыбнулся он,  понимая,  что ей хочется покрасоваться,  и вспомнил: - А ведь угадали про Грушовку!

     - Кто угадал?

     - Я же тебе говорю: были у меня двое...

     - Да-да. Я сейчас переоденусь. - Катя вышла.

     Пшеничный направился в  кабинет,  вытащил из  портфеля бумаги и,  стоя, пробежал  верхнюю  -  письмо  директора машиностроительного завода  Горчицы, которому объявили строгий выговор. Горчица, конечно, знал, на что шел, когда обменивал с  колхозом автомобильные моторы на сено.  Он попал в  безвыходное положение:  его  подсобному  хозяйству  запретили  пользоваться  сенокосными угодьями вблизи города,  а  на  просьбу выделить корма для лошадей,  коров и овец,  хозяйственное управление  Минугля  лишь  посоветовало  полагаться  на самозаготовки,   так   как   лимиты  на   сено  очень  ограничены.   Горчица отремонтировал списанные моторы  и  совершил  незаконную сделку.  "Ловок!  - подумал Пшеничный. - А строгий выговор - перебор, надо дать простой". Спустя мгновение он  удивился своим мыслям:  либо  виноват директор,  либо  нет,  а двойная бухгалтерия - бессмыслица.

     Катя позвала его.

     Она стояла перед шифоньером в  длинном платье и,  улыбаясь,  глядела из зеркала, заметно ожидая одобрения.

     - Ого! - сказал Пшеничный.

     - Здесь не  топорщится?  -  спросила Катя,  показав заведенной за спину рукой между лопатками.

     Он провел ладонью по указанному месту - нет, нигде не топорщилось.

     Пшеничный  привык  видеть  женщин  в  других  нарядах  -   укороченных, прямоугольной формы, с подложными плечами. Поэтому жена показалась ему новой и несколько чужой. Он обнял ее, чтобы приблизить к себе. Катя откинула назад голову и прижалась затылком к его щеке. От ее волос пахло земляничным мылом.

     - Ну? - посмеиваясь, с вызовом сказала она. - Пусти!

     Он  не  пускал,  но не знал как быть:  прежде он никогда не ласкал жену днем.

     - А,  попалась!  -  воскликнул Пшеничный,  подхватил Катю на руки и все решил одним махом.

     Это было хорошо. Потом она, лежа у него на груди, спросила:

     - Что это с тобой?

     - Как что? - Ему не хотелось ничего объяснять. - Ты нравишься мне.

     Катя оделась в  желтое ситцевое платье и  жакет с высокими плечами,  ее новизна исчезла. Пора было идти за детьми.