Зеркальные очки - [55]

Когда она ушла, он почувствовал какую-то пустоту и легкое головокружение. Он взглянул на свои ладони, еще сморщенные после целого дня, проведенного в воде, на порезы и синяки, оставленные тремя днями физической активности. Нежные руки, руки офисного сотрудника, «белого воротничка». Эти руки еще двадцать лет будут держать ручку или щелкать по клавиатуре, прежде чем взяться за пульт широкоэкранного телевизора.

Густое пиво со вкусом карамели начало действовать. Он потряс головой и отправился искать туалет.

Его отражение задрожало и растаяло в искривленном зеркале над раковиной. Он понял, что нарочно тянет время, не желая возвращаться в стерильную, прохладную атмосферу их бунгало.

И еще эти сны. Они стали хуже с того дня, как он приехал на остров, — каждую ночь они снились ему, живые, тревожащие. Он не помнил подробностей — лишь медленные, эротичные прикосновения к своей коже и чувство, как будто он плывет в прозрачной, кристально чистой воде, мечется в гладких, не вызывающих трения простынях. Он просыпался, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, член его был напряжен, в нем пульсировала кровь.

Он принес еще бутылку пива к себе за столик, но пить он не хотел; ему просто нужно было держать что-то в руках. Время от времени взгляд его останавливался на столике уровнем ниже; молодая женщина с довольно обыкновенной внешностью разговаривала с двумя мужчинами в очках и белых рубашках от вечерних костюмов. Он не мог понять, почему она кажется ему такой знакомой, пока она не наклонила голову с озадаченным выражением на лице — и тут он узнал ее. Узнал эти широкие скулы и светлые глаза.

Он услышал, как стучит его сердце. Значит, это была какая-то шутка? Женщина в костюме русалки? Но как же с жабрами у нее на шее? И как, бога ради, ей удалось так быстро скрыться?

Она поднялась, сделав извиняющийся жест. Столик Кэмпбелла стоял недалеко от лестницы, и он заметил, что, выходя, женщина должна будет обязательно пройти мимо него. Не успев обдумать свои действия, он поднялся и загородил незнакомке дорогу со словами:

— Извините.

— Да?

«Отнюдь не красавица», — подумал он. Но его почему-то влекло к ней, несмотря на отсутствие талии и толстые, короткие ноги. Лицо ее казалось более старым и усталым, чем лицо женщины, виденной на рифе. Но ошибки случиться не могло — это была она.

— Я хотел… Позвольте угостить вас выпивкой, — сказал он и подумал: «Может, я просто схожу с ума?».

Она улыбнулась, и вокруг глаз возникли веселые морщинки.

— К сожалению, я не могу. Уже очень поздно, а завтра утром мне на работу.

— Прошу вас, — настаивал Кэмпбелл. — Всего пару минут. — Она смотрела на него с подозрением, но он видел, что она польщена, и понял, что она не привыкла к мужскому вниманию. — Я просто хочу с вами поговорить.

— Вы же не репортер?

— Нет, что вы. — Он поискал подходящие слова, желая успокоить ее. — Я работаю в компании. Хьюстонский офис.

Это пароль, подумал Кэмпбелл. Она села на стул Бет и произнесла:

— Думаю, пить мне больше не стоит. Я уже выпила достаточно.

Кэмпбелл кивнул и спросил:

— Значит, вы здесь работаете?

— Да.

— Секретаршей?

— Я биолог, — ответила она с едва заметной резкостью в голосе. — Меня зовут доктор Кимберли. — Он никак не отреагировал на имя, и она добавила, чтобы смягчить ответ: — Джоан Кимберли.

— Извините, — произнес Кэмпбелл. — Мне всегда казалось, что женщины-биологи — дурнушки. — Флирт шел легко. Она казалась ему красивой, как то существо на рифе: в той он разглядел некую рассерженную застенчивость и чужую, нечеловеческую чувственность — а в этой женщине они были скрыты глубже.

«Боже мой, — подумал Кэмпбелл, — я действительно делаю это, я пытаюсь соблазнить ее». Взгляд его скользнул по ее груди — он знал, как она выглядит под синей мужской рубашкой, — и при воспоминании об этом словно горячая волна захлестнула низ его живота.

— Пожалуй, лучше мне все-таки выпить, — согласилась она. Кэмпбелл сделал знак официанту.

— Интересно, каково жить здесь постоянно, — сказал он, — видеть все это каждый день?

— Ко всему привыкаешь, — ответила она. — То есть иногда все же замечаешь эту невыносимую красоту, но потом погружаешься в работу, и жизнь продолжается своим чередом. Понимаете?

— Да, — пробормотал Кэмпбелл. — Очень хорошо понимаю.

Она позволила Кэмпбеллу проводить себя домой. Ее одиночество и уязвимость походили на духи с сильным, тяжелым запахом: они одновременно отталкивали его и неудержимо влекли.

Она остановилась у двери своего бунгало, тоже в виде купола, только оно располагалось высоко на холме, в роще пальм и бугенвиллей. Кэмпбелл чувствовал настолько сильное влечение, что буквально дрожал всем телом.

— Спасибо вам, — хрипло произнесла она. — С вами легко разговаривать.

Он мог бы развернуться и уйти, но не смог отказаться от нее. Он обнял ее, ее губы неловко шевельнулись. Затем она открыла рот, и язык ее с готовностью скользнул ему навстречу. Она распахнула дверь, не разрывая объятий, и они, чуть не упав на пол, ввалились в дом.

Он приподнялся на вытянутых руках, глядя, как она двигается под ним. Лунный свет, лившийся сквозь кроны деревьев, казался водянисто-зеленым, и кровать словно медленно захлестывали морские волны. Ее тяжелые груди качнулись, когда она изогнула спину, хрипло бормоча что-то. Крепко зажмурив глаза, она обхватила его ногами и стиснула, словно это был длинный раздвоенный хвост.