Зеркальной комнаты осколки - [9]
Шрифт
Интервал
Где зло и ложь незнаемы издревле,
Я был в кругу отзывчивых друзей.
Мы пели, танцевали и смеялись,
Мы строки вдохновенные читали,
Мы слушали друг друга — с упоеньем!
И я им никогда не говорил
О том, что есть в немеркнущей Вселенной
Не менее прекрасная обитель
С такими же прекрасными людьми,
Которые еще не научились
Любить друг друга так же, как они…
Я им не говорил, чтобы не ранить
Их чистые возвышенные души;
Чтоб люди эти, добрые, как боги,
Вовеки не узнали, ужаснувшись,
О голоде, о войнах и безумстве,
Царящих на неведомой Земле;
Чтоб в дом их, непорочный и цветущий,
Не внесся межпланетный черный вирус
Чужой болезни…
И еще была
Там девушка…
О ней нездешний шепот
Ласкал мне слух в желанном забытьи…
И видел я зеленую поляну
Всю в искорках от солнечных росинок,
И всю — в цветах;
По ним, как по волнам,
Я к ней бежал — навстречу мне бегущей,
И взгляд ее — любимый и влюбленный —
Мой взор сжигал…
То солнца первый луч
Проник в окно.
И лаял пес спросонья,
И куры потревоженные хрипло
Кудахтали на горны петуха;
У флигеля ведром гремела бабка
Да деда разносила по-земному,
И кашель его, громкий и надсадный,
Звучал в ответ клокочущей трубой;
В окно мое соцветьями-глазами
Смотрела вишня вешняя…
И, знаешь,
Казалось, понимала все…
А, может,
Все понял я?..
Ты веришь в эту быль?
Май 1976 г.
Известие
Беленькая девочка из детства,
Вспомни, я — тот самый мальчуган,
При́нявший в злосчастное наследство
Первый твой безропотный обман…
Верь мне, ничего не затевая,
Запросто оставленный тобой, —
Я тебя навеки называю
Девочкой небесно-голубой!
Краски разрушаются с годами…
Вот, уже не первая гроза,
Серыми холодными тонами
Выела мне карие глаза.
Эта ли последняя и злая
В нашей предназначенной беде?..
Рос я, беспокойно размышляя:
Как ты изменяешься и — где?
Жил я, не подсчитывая силы…
Было, что и двигаясь едва,
Брел я через гиблые трясины,
В солнечные веря острова!
Девочка!.. Зачем же рассказали
Правду мне, хлестнувшую, как… ложь?
В улочках, что нас короновали,
Ты теперь блудницею слывешь…
Светлая!.. Я всматриваюсь мимо —
В лето, где под радужным дождем,
Мокрые, счастливые, бежим мы —
Мы, еще невинные, ни в чем…
Май 1976 г.
Опять
Я забывался в яростном вине —
Лечил бессилье выбродившим ядом…
И дряблость преждевременная мне
Легла на тело виснущим нарядом.
Среди преступных всасывавших сил —
Среди бездушья, подлости и фальши —
Я маски скоморошечьи носил
В отчаяньи о юности пропащей.
Писать мне страшно: змеями в душе
Кишат заматерелые пороки!
И снова я захлебываюсь —
уже
Без воли,
без сознанья,
без тревоги…
19.12.75 г.
К ночлегу
Куда идти? К кому стучаться?
Везде одна — чужая дверь!..
И если хочется смеяться,
То плакать — больше… Не теперь
Я грезы юности разрушил…
По улицам в июньский мрак
Брожу бездомен и не нужен,
Пугая кошек и собак,
Когда швыряю им, бродячим, —
Таким, как сам! — паскудный стих…
К друзьям? —
В уюте им — незряче…
К врагам? —
Но тошно и без них!
Пусть спят, в подушки зарываясь,
Но снится пусть им — неспроста,
Как гнусно, во́ром озираясь,
Нырять в ночлежные места,
Чтоб утром прятать от прохожих
За во́рот мятое лицо!..
Луна на опухоль похожа,
Протухло лунное яйцо!
Души́ луна не очарует
Тому, кто звездами гоним…
В подъезде парочка воркует,
И каждый в парочке томим
Иной потребностью животной…
А мне бы — блудному — одно:
Прилечь, забыться — где угодно! —
Но чтобы — глухо и темно!
И, вздрагивая поминутно
От шорохов и мерзких снов.
Считать, что в жизни бесприютной
Есть прелесть затхлых чердаков!
11.06.76 г.
«Тебя пугают наркоманы…»
Тебя пугают наркоманы
И «хат» притонческих разврат?
Так знай: за трусость и обманы
Ты в этом прямо виноват!
Я вынес собственную драму!
Но слышу ненависти дрожь.
Узнав, как старенькую маму
Подонки грабили — под нож!
Ты внял болезням проститутки?
Ты был свидетелем, когда
Сажали юношей на сутки
И на застенные года?
Ты был средь парков и беседок,
Где, может быть, твоя сестра
Обслуживала малолеток
В бесчувстве пьяном до утра?
А там, где ритмами швыряют
В толпу дуреющих под шейк[1],
Ты знал, как топчут и пинают
Двоих пятнадцать человек?..
Но, если общая отрава
Твою не вымарала честь, —
Какое ты имеешь право
Мне в душу лезть?!
Июль 1976 г.
Желанным вечером
Опять мы во власти твоей гитары,
И в горе моем, и в глазах — щемит…
Внимаю я песням родным и старым,
Их ранняя память теплом хранит.
И ноет в сознаньи тоска и сладость,
И хочется плакать, не пряча глаза…
Последнее слово мое и радость,
Быть может, все это — в последний раз!..
Плывут переборы — напевно, ровно;
Привычно склоненная головой,
Поешь ты о чести, о мести кровной,
О страшной потехе войны былой;
Поешь ты о тюрьмах, о пьяной воле,
О скорбных ночах да веселых днях…
Но спой лучше, мама, о юной доле
В далеких поволжских твоих краях!
Вздыхает гитара и — глуше, тише —
Звучит, замирая, болит струна…
И в раме оконной, от звезд отплывши,
Детдомовкой тихой стоит луна.
Ей в озере звездном не знать причала,
Ей светом родниться с твоей судьбой…
Ну что же ты, мамочка, замолчала?
Ну, хочешь, о чем-то другом напой.
Пусть песня заполнит и мысль, и чувства
На всю безутешность грядущих дней!
Играй же!
Мне, мама, совсем не грустно!