Зеркала - [7]

— Отойди! — хриплым от гнева голосом приказал он. — Это мой человек и он получит наказание от моей руки!

— Нет, — все также спокойно отвечал Инвари. — Он не виновен. У тебя столько здоровых слуг, а ты заставил прислуживать калеку. Его оплошность — твоя вина, герцог!

Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Черные глаза Адаманта метали молнии, голубые глаза Инвари были холодны, как лед. Наконец, герцог опустил занесенную для удара руку, и неожиданно рассмеялся.

— Клянусь Богами, странник, ты мне нравишься!

Все еще смеясь, он ткнул носком черной туфли трясущегося от страха слугу:

— Вставай, Шери, вставай, урод… Я не сержусь.

Тот поднялся и, закрыв голову руками, кинулся прочь.

Инвари салфеткой вытирал руки и плащ.

— Зачем вам этот несчастный, герцог? Неужели его мучения доставляют вам удовольствие?

Адамант помолчал, удобнее устраиваясь в кресле.

— А разве ты не заметил, как он похож на меня? — вдруг сказал он. — Та же сломанная фигура, та же нелепая походка. Лишь одна небольшая разница — я разумен, а он нет. Два года назад я нашел его в лесу во время охоты — собаки подняли его вместо дичи и чуть не загрызли — и с тех пор он напоминает мне о том, что человек немощный умом, не более чем пылинка на шкуре мироздания, червь, гниющий в земле, ничто. А другой, пусть даже и немощный телом, но сильный разумом, может стать всем, если захочет.

— Это не повод истязать его! — заметил Инвари.

Герцог скривился.

— Оставь эти разговоры о милосердии! Он — животное в человеческом обличии, и ничего более. Страх заменяет ему любовь, а привязанность — дружбу. А «нужно ли князю, чтобы его любили или боялись? Люди любят по собственной воле, а боятся по воле властителя. Мудрый князь должен опираться на то, что зависит от него, а не на то, что зависит от других». Кажется, я верно процитировал? — герцог довольно заулыбался.

— Верно, — согласился Инвари, — но ты забыл последнюю строку: «Надо только суметь избежать ненависти».

Улыбающееся лицо Адаманта неуловимо изменилось, и Инвари поспешил переменить тему:

— Как бы там ни было, я даю слово чести, что останусь до окончания праздника! — поспешно сказал он.

Адамант облегченно вздохнул.

— Как трудно в наше время заполучить приятных людей в гости! На какие хитрости приходится идти. Ты порадовал меня, странник.

— Мне бы хотелось выходить в город, — добавил Инвари, и Адамант в то же мгновение подобрался, словно готовясь к прыжку.

— Зачем?

— Я никогда не был в Ильритане. Мне нужны впечатления для орденских путеводителей.

— Дэльфы! — вздохнул герцог. — Даже в гостях вы думаете, чем бы пополнить ваши хроники. Ну, что ж… Ты не пленник в моем дворце, а гость.

Он хлопнул в ладоши. Из-за портьеры бочком выбрался несчастный Шери.

— Отведи гостя в его комнату и, смотри, поаккуратнее!

Шери, мыча, закивал головой, и жестом пригласил Инвари следовать за собой.

И вновь они шли по темным коридорам, поднимались по лестницам и спускались в крытые галереи. Фундамент замка был высечен прямо в скале. Сырость и холод царили здесь. Огни редких факелов не грели воздух. Инвари зябко запахивал плащ. Они спустились в подвал, высеченный в скале вместе с фундаментом. Здесь веяло тьмой и смертью, а стены излучали боль и страдание. Напрасно Инвари оглядывался, взглядом ища решетки, камеры и пыточные принадлежности. Пустые стены влажно поблескивали, да чернели провалы проходов. Он ощущал вокруг и под собой пустоту — подвал был больше, чем полагалось быть обычному замковому подземелью, и от этого становилось не по себе.

Через подвал, связывавший четыре большие башни замка и множество маленьких, Шери привел его, наконец, в одну из башенок западной стены. Ему отвели просторные покои со старинной мягкой кроватью, занимавшей почти всю стену. Низко кланяясь, урод ушел. В комнате было чисто, на умывальном столике дымилась горячая вода в кувшине, но Инвари было не до умывания. Травы переставали действовать, и при каждом вздохе острая боль пронзала тело. Сейчас мог помочь только медитативный сон. Ему нужно снять боль и ускорить заживление переломов. Вряд ли его собственных сил хватит, чтобы срастить сломанные ребра. Вот если бы у него была Звезда Поднебесья! Но попробовать стоит. До полудня он должен прийти в себя!

Он устало стянул плащ и сапоги, снял перевязь и осторожно улегся на бархатное покрывало. «Эта кровать создана для любви, а не для сна», — подумал он, уже засыпая. Но, увы, что такое любовь, он мог лишь вообразить.

* * *

Как только за юношей опустилась тяжелая занавесь, из-за противоположной портьеры выскользнула высокая гибкая фигура в бесформенной хламиде с капюшоном, полностью скрывавшим лицо. Она почтительно склонилась перед герцогом. Тот нетерпеливо махнул рукой.

— Ты хотел посмотреть на него, Мор. Ты увидел его и слышал наш разговор. Что ты думаешь, говори, что ты чувствуешь?

Мор склонился еще ниже.

— То же, что и ты, господин!

Адамант усмехнулся, пальцы его пробежали по ручкам трона и сомкнулись на шеях каменных львов.

— Тебе нет равных в лести, Мор! Но не сейчас. Я хочу знать, что думаешь ТЫ.

Мор выпрямился. Разительная перемена произошла во всем его облике. Он словно стал выше и крупнее и, как ни в чем не бывало, уселся на один из королевских стульев, налил себе вина и откинул капюшон.