Зенитный угол - [35]

Склеп появился в 1962 году, когда страну ещё мутило после кубинского кризиса. Его удалось сохранить в тайне, потому что строилось ядерное убежище скрытно, в большой спешке, узким кругом лучших подрядчиков. Располагался Склеп в Аллеганских горах, на самой границе Западной Виргинии. Поверх него для защиты от русских и журналистов построили совершенно восхитительный роскошный отель. На протяжении сорока лет Склеп успешно оставался неведом миру. Работавшие в отеле семейственные жители Западной Виргинии никому из посторонних не промолвили и слова о затаившемся под их ногами гигантском муравейнике.

Склеп мог похвалиться огромными стальными воротами и угольной электростанцией, она же крематорий – на случай, если кто-нибудь помрёт от лучевой болезни. Телефоны все были дисковые, из красной пластмассы, словно одолженные на съёмках кубриковского «Доктора Стрейнджлава». Самым большим помещением в Склепе был тренажёрный зал – чтобы последние люди на Земле не свихнулись вконец от тесноты.

В тренажёрном зале Ван проводил немало времени. В отсутствие Дотти мрачное безбрачие превратило его в заядлого культуриста. Нетренированное тело программиста требовало заботы: приличной еды, секса, сна и долгого отдыха. Ничего подобного Ван не мог себе позволить. Оставались яростные тренировки.

В полувоенную атмосферу Склепа его невольная сублимация вписалась отлично. Здешние жители навешивали дополнительные грузы на пятидесятифунтовые гантели и тренажёры. Обитатели Склепа поневоле становились невротиками. Смысл пребывания в убежище в том и состоял, что всё, что ты знаешь, завтра может превратиться в прах.

Был даже один несчастный здоровяк, который качал мышцы, не снимая навечно пристегнутого к его запястью чемоданчика. Курьер никогда ни с кем не разговаривал, но не заметить его было трудно: рослый, мрачный, молчаливый, чеканный… на любителя.

Вана загадочный незнакомец заинтересовал. Проходили дни, а никто так и не освободил курьера от его бремени. Чемоданчик на цепи был водонепроницаемый и, похоже, взрывоустойчивый. Курьер даже мылся с ним. Ван его, разумеется, никогда о чемоданчике не спрашивал. Это была слишком личная тема.

Склеп представлял собою барак, и жизнь в нём подчинялась простому казарменному распорядку. Питались все в столовой, три раза в день, за длинными общими столами. Казенный кошт обзавелся грубыми армейскими кличками: телятина в сырной панировке превращалась в «слоновьи струпья», а оранжад – в «давленых жучков». Когда после отбоя гасили свет, никто не задерживался побуянить. В Склепе становилось темно – как в гробнице.

Ван и его «бэкапки» стали в Склепе популярны до невозможности. На второй день после прибытия Ван установил надёжно зашифрованный широкополосный WiFi-канал. Благодаря ему и его кибервоякам даже самый одинокий, скучающий зомби, замурованный в кабинете с лэптопом и дешёвым камуфляжным пледом, мог невозбранно лазить по новостным порталам. Ван ожидал, что кто-нибудь из начальства пожалуется на бесплатный доступ к Интернету с секретной базы, но жалоб не было. «Наверху» Интернет воспринимали как современное стихийное бедствие.

В Склепе Вану было удобнее, чем в вашингтонской квартире. Да, в убежище было тесно, мрачно и душно, но там программист по крайней мере регулярно ел и мылся. А ещё там он чувствовал себя в безопасности.

Большинство госслужащих в Склепе ёжилось в страхе перед апокалипсисом, который уничтожит всё вокруг. Для Вана апокалипсис уже наступил. Его мир рушился – по телевизору, в газетах и журналах – день ото дня.

Трудно было поверить – Ван, по крайней мере, не мог такого вообразить, – но «Мондиаль», могучий «Мондиаль», лопался. «Мондиаль» трещал по швам. Героическая, славная, провидческая, передовая компания расползалась под ударами «медвежьего» рынка, точно старая боксерская груша.

Это было совершенно бессмысленно. «Мондиаль» не хлипкий веб-магазинчик с фантасмагорической бизнес-моделью. «Мондиаль» был необходимым фундаментом современной цивилизации. Гигант телекоммуникаций владел реальной собственностью: кабелями, микроволновыми ретрансляторами, оптическими коммутаторами, франшизами дальней голосовой связи, большими участками региональных абонентских шлейфов и даже спутниками на орбите. Огромные доходы «Мондиалю» давала прокладка оптоволоконных кабелей по всей планете. «Мондиаль» воплощал собой будущее, где мир объединится в глобальном благоденствии. Безумием было бы полагать, что обществу информационной эпохи окажутся не нужны «Мондиаль» и его способности.

Но мир перестал в это верить. Террор проткнул электронный пузырь, и фондовый рынок канул в омут. Состояние Вана – его собственный капитал, его владения – ушло в безнадежное пике. И он был беспомощен. Ван ничего не мог поделать, чтобы избежать катастрофы, – как федеральный служащий он вынужден был поместить свои вклады в слепой трастовый фонд.

Это его не встревожило поначалу. У Вана никогда не хватало времени заниматься фондовым рынком. Конечно, он знал тех, кто жил биржей, – его лучший друг, Тони Кэрью, был из таких. Ван хорошо знал Тони и потому никогда не пытался обыграть мастеров первичного размещения на Уолл-стрит. Поэтому он не против был оставить свой пакет мондиалевских акций в федеральном сейфе, уверенный, что просто сохранит там свои капиталы – как положено типичному мудрому инвестору, – пока паника не схлынет и «Мондиаль» не примет его обратно на работу.