Зенитные залпы - [7]

Думая о чем-то своем, каждый боец пребывал в напряженном ожидании. Ведь в любую минуту могла прозвучать команда открыть огонь. Энергия, воля, ловкость, как у борца, выходящего на ковер, должны быть собраны воедино.

Догорал закат. Сгустившуюся синеву неба расчерчивали огромные светлые линии. Это прожектористы обшаривали небосвод. И не напрасно. С запада и юго-запада к Сталинграду приближались вражеские само» леты.

— Заградительным! Темп пять! Гранатой… — прозвучала команда Новицкого.

Команды, поступавшие с БКП огневикам, продублировал находившийся в центре расположения орудий замкомандира батареи лейтенант Жихарев, волевой, понимающий толк в «зенитной арифметике» специалист, И как только он громким повелительным тоном повторил команду комбата, расчеты привели в действие боевую технику.

«Тра-а-а! Тра-а-а-а!» — яркими вспышками озарились стволы орудий.

Грозно отозвались соседние и дальние зенитные батареи. Каждая стреляла в заданном ей квадрате, создавая на пути самолетов стену огня.

При стрельбе батарей нужно, чтобы орудия давали единый, как выдох, залп. Но вот Новицкий услышал растянутую трескотню пушек.

— Не зевать! Точно выполнять команды! — потребовал он.

Залпы стали дружнее.

Комбат испытывал удовлетворение, когда поглядывал на бойцов расчета сержанта Данько; у них не было ни лишних движений, ни шума, ни суеты. Каждый сноровисто делал свое дело. Подтянутый, подвижный Алексей Данько незамедлительно дублировал команды и время от времени подбадривал своих артиллеристов.

— Так держать!

А возле орудия Андрея Кулика — суетливость, нервозность. То и дело слышались выкрики:

— Живей!

— Куда глаза пялишь?

— Точнее наводи!

А среди этих возгласов выделялся густой бас заряжающего Петухова:

— Давай «крошку»! — называя так тяжелые снаряды, торопил он трубочных, Они же суетились, мешали друг другу. Андрей Кулик поучал то одного, то другого бойца, кричал, размахивал руками, ругался. Но толку было мало. Орудие не укладывалось в заданный темп стрельбы.

По небосводу медленно качались светлые, похожие на гигантские кинжалы, лучи прожекторов. Они пересекались под разными углами, пробивая толщу темноты своими щупальцами. С земли было видно, как в луче, упирающемся в небо, блеснул синеватый крестик. На него немедленно лег второй луч. «Пойманный» самолет очутился в цепких объятиях ослепляющего света.

— Сопроводительным! — последовала очередная команда Новицкого.

Зенитная батарея перешла на прицельную стрельбу, С ПУАЗО синхронно были переданы на орудия данные для ведения огня по взятому в луч «юнкерсу».

— Огонь!

В расчете Андрея Кулика первый снаряд заряжающему Петухову подал Абдул Трисбаев. Одновременно с громовым раскатом, словно живое, вздрогнуло орудие. Туча пыли поднялась над орудийным окопом. Ласточкин стоял со снарядом в руках, ожидая сигнала на установку взрывателя. В этот момент орудие сделало небольшой доворот. Ласточкину пришлось шагнуть назад, и он в спешке и в горячности оступился, потерял равновесие. Тяжелый снаряд выскочил из его рук и дном гильзы ударил по ноге. Резкая сильная боль пронзила тело. Степан не удержался и упал на станину.

— Давай «крошку»! — гаркнул Свирид Петухов, ожидая снаряд от Ласточкина.

— Зараз дам! — отозвался Матвей Петрович, подбежав к казеннику пушки с тяжелой ношей. Но помощь повара не спасла положения: заряжать орудие Петухов не стал.

— В чем дело, младший сержант Кулик? — послышался громкий голос лейтенанта Жихарева, заметившего сумятицу в расчете.

— Ласточкин ранен!

— Отнести в медпункт! Продолжать огонь! Матвей Петрович вместе с Трисбаевым подхватили лежавшего Ласточкина и оттащили в сторону. Пока продолжалась заминка, пушка молчала. Недружно били и остальные орудия. А гул «юнкерсов» нарастал, словно новая волна бомбардировщиков шла именно здесь, над батареей. Синеватый крестик вырвался из перекрестия лучей прожекторов и исчез в темноте неба. Новицкий подал команду вновь перейти на заградительный огонь. Со стороны города донесся сильный грохот, напоминающий гул обрушившихся горных скал. Ухали бомбы, сброшенные «юнкерсами». Над жилыми кварталами занялся огромный пожар. Затем поднялся второй, третий… «Бомбят, гады! — со злостью процедил Новицкий. — Может, прорвались, когда батарея сбавила темп стрельбы?» — с горечью подумал он. Ощущение неприятного озноба сдавило его, словно в том, что падали на город бомбы, была именно его вина. Наблюдая за действиями расчетов, комбат огрубевшим голосом подавал команды:

— Огонь!

— О-гонь!

Потом не стало слышно завывания вражеских самолетов. Прервалась орудийная канонада. Но затишье было коротким. Снова приближалась группа бомбардировщиков. И небо усеялось белесыми облачками от разрывов зенитных снарядов.

Очередная атака врага была отбита. Погасли лучи прожекторов. Одна за другой умолкали зенитные батареи.

— Сто-о-й! Не заряжать! — предупредил расчеты Новицкий.

В это время далеко-далеко за Волгой зарделась робкая полоска утренней зари.

На огневой, у орудий и приборов, стоял говор. Особенно шумно в третьем расчете. Словесная перепалка, споры разрастались. Юрий Синица упрекал Трисбаева за его нерасторопность. Досталось и Петухову…