Зеница ока - [73]
— Аульчанин? — бросил взгляд на чернявого Даулетов. Тот усмехнулся:
— Из аула Нукус. Все захохотали.
— Нукус — большой аул…
Досмурза развернул ватман и показал проект дома. Кроме плана помещений здесь были даны контуры фасада жилой застройки.
— Есть и макет коттеджа со всеми хозяйственными пристройками. — Он открыл чемодан и вытащил из него аккуратно вылепленный домик, покрашенный в яркие цвета. Домик походил на игрушку, и, как в игрушке, тут были и скамеечки миниатюрные, и деревца, и цветы, и даже куры, клюющие траву.
— Рай! — восхитился Сержанов. — Отцы наши о таком не мечтали…
— Верно, — согласился Даулетов. Однако согласился как-то неохотно, с усмешкой внутренней. — Не мечтали о таких домах, потому что не нужны они им были.
— Ясно, не нужны, — вскипел черноволосый. — Это еще смотря какие предки, ближайшие в юртах ютились, а дальние вообще в пещерах жили. Может, вам пещеры надобны? Что ж, пожалуйста, но с этим заказом уже не к нам, не к архитекторам, а к спелеологам.
Его русый товарищ был постарше, опытней — поднаторел в словесных схватках с заказчиками, да и, видать, не столь горяч, сдержан, солиден, в выводах убедителен. Он знал, что криками ничего не докажешь, оскорбится заказчик, заупрямится, и тогда его уже никакими аргументами не проймешь. Знал, что лучше идти не от общего к частному — толкуя об абстрактных принципах, лишь глотку сорвешь, — а от частного к общему. Пусть человек примерит жилье на себя, скажет, что лично ему не нравится, тогда уже можно с ним дискутировать, можно грозить… да мало ли что можно тогда?
— Скажите, только искренне… — здесь светлоголовый сделал паузу, как бы давая Даулетову время остыть и посовещаться с собственной совестью. — Вы лично, подчеркиваю, не директор совхоза, а вы, как человек, как будущий новосел, хотели бы жить в таком коттедже?
— Я лично? Да.
— Вот видите. А чем же ваши рабочие хуже?
— Они не хуже, они во многом даже лучше…
— Ну это уже риторика, чтоб не сказать — демагогия.
— Если не будете прерывать меня на полуслове, — Даулетов был сердит, — то увидите, надеюсь, что вовсе не демагогия. Я согласен жить в таком доме, потому что у меня и семья-то вся — жена и дочь. Если хотите, то оставьте в проекте пару домиков: для меня да вот для Ержана Сержановича, у него тоже сейчас — он да жена, дочки разъехались. А как быть многодетным? Таких у нас абсолютное большинство. Как в трех-четырехкомнатной квартире расселить мужа с женой, деда с бабкой и шестерых-семерых ребятишек, особенно если половина — сыновья, половина — дочери? Как?
— Но у нас есть нормативы, — мягко и назидательно поправил старший из архитекторов.
— Допустим, — согласился Даулетов. — Допустим, что обувщики выпускают ботинки лишь до тридцать восьмого размера — нормативы у них, предположим, такие. А вам-то что до их нормативов, если вы носите сорок первый? Помните, всюду строились пятиэтажные коробочки, и тоже говорили: «нормативы», «ГОСТы», но сумели же вы доказать, что в архитектуре должны быть учтены и национальные особенности. Только почему все национальное своеобразие у вас свелось к орнаменту? А многодетность разве не специфическая особенность нашего народа? Почему же вы ее-то не учитываете?
Дальше. — Даулетов остановил жестом желавшего возразить архитектора. — Я лично согласен жить в вашем коттедже потому, что хозяйством не обзавелся и, видимо, уже не обзаведусь: жена-горожанка не приучена ходить за скотиной и птицей, и мне нет времени возиться с огородом и садом. Но другим-то как? У вас ведь какая площадь отведена на подворье?
— Пять соток.
— А государство дает крестьянину пятнадцать.
— Хватит и пяти, — вступился за проектировщиков Сер-жанов. — Нечего зря землю разбазаривать.
— Ну да, а «скрытые поля» — это не разбазаривание. Сержанов обиделся. Помянул все-таки Даулетов эти злосчастные «лишние гектары». Крепился-крепился, старался не наступать на мозоль, а тут надавил. Уж ты бы, мол, помолчал. Обиделся Сержанов: «Раз так, шайтан с тобой, помолчу».
— Подождите, — архитектор, несмотря ни на что, не сбивался с тона, — сады и огороды запланированы. Они отнесены за пределы поселка для того, чтоб ансамбль жилой застройки сделать компактнее. Иначе поселок растянется, это неудобно и дорого — растянутся коммуникации, но главное — некрасиво.
— О красоте поговорим чуть позже. А сейчас вернусь к огородам. По-вашему получается, что человек, пришедший с работы, должен еще бежать за два километра, чтобы зелени к обеду нарвать. Так? — И сам же утвердил: — Так! Одно дело сад под окном — виноград, кизил, урюк, яблони — все цветет, потом спеет, созревает, а другое — за несколько километров. Вы говорите красота. Да нет, ради проектной красоты вы живую красоту вынесли из аула. Теперь смотрите, — снова подошел к макету, — сколько у вас тут надворных построек?
— Это гараж. Это хозяйственный блок. В нем отделение для содержания скота и птицы — шесть квадратных метров и подсобные помещения — три квадратных метра.
— Но этого же явно мало. Где летняя кухня, где тандыр? Люди же будут все это строить. Будут лепить вручную кладовки и сараюшки. Дощатые, глинобитные. И ваши расписные домики станут щеголять на их фоне. Это, по-вашему, красота?
В книгу лауреата Государственной премии СССР Тулепбергена Каипбергенова вошли романы «Дочь Каракалпакии», «Последний бой», «Зеница ока». Образ Джумагуль, главной героини романа «Дочь Каракалпакии», является одним из обаятельнейших в многонациональной советской литературе. Через духовное возрождение и мужание героини показана судьба каракалпакского народа в первые годы Советской власти. «Последний бой» рассказывает о коллективизации в Каракалпакии. Роман «Зеница ока» — о проблемах современного села.
Действие романа Т.Каипбергенова "Дастан о каракалпаках" разворачивается в середине второй половины XVIII века, когда каракалпаки, разделенные между собой на враждующие роды и племена, подверглись опустошительным набегам войск джуигарского, казахского и хивинского ханов. Свое спасение каракалпаки видели в добровольном присоединении к России. Осуществить эту народную мечту взялся Маман-бий, горячо любящий свою многострадальную родину.
Действие романа Т.Каипбергенова "Дастан о каракалпаках" разворачивается в середине второй половины XVIII века, когда каракалпаки, разделенные между собой на враждующие роды и племена, подверглись опустошительным набегам войск джуигарского, казахского и хивинского ханов. Свое спасение каракалпаки видели в добровольном присоединении к России. Осуществить эту народную мечту взялся Маман-бий, горячо любящий свою многострадальную родину.В том вошли вторая книга.
Перевод с каракалпакского А.Пантиелева и З.КедринойДействие романа Т.Каипбергенова "Дастан о каракалпаках" разворачивается в середине второй половины XVIII века, когда каракалпаки, разделенные между собой на враждующие роды и племена, подверглись опустошительным набегам войск джуигарского, казахского и хивинского ханов. Свое спасение каракалпаки видели в добровольном присоединении к России. Осуществить эту народную мечту взялся Маман-бий, горячо любящий свою многострадальную родину.В том вошла книга первая.
Т. Каипбергенов — известный каракалпакский писатель, автор многих книг, в том числе и книг для детей, живет и работает в городе Нукусе, столице советской Каракалпакии.Свою первую книгу автор назвал «Спасибо, учитель!». Она была переведена на узбекский язык, а затем дважды выходила в русском переводе.И не было случайностью, что первое свое произведение Т. Каипбергенов посвятил учителю. Само слово «учитель» в Каракалпакии, на родине автора, где до революции не было даже письменности, всегда произносилось с глубоким уважением.
Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.
Книга Ирины Гуро посвящена Москве и москвичам. В центре романа — судьба кадрового военного Дробитько, который по болезни вынужден оставить армию, но вновь находит себя в непривычной гражданской жизни, работая в коллективе людей, создающих красоту родного города, украшая его садами и парками. Случай сталкивает Дробитько с Лавровским, человеком, прошедшим сложный жизненный путь. Долгие годы провел он в эмиграции, но под конец жизни обрел родину. Писательница рассказывает о тех непростых обстоятельствах, в которых сложились характеры ее героев.
Повести, вошедшие в новую книгу писателя, посвящены нашей современности. Одна из них остро рассматривает проблемы семьи. Другая рассказывает о профессиональной нечистоплотности врача, терпящего по этой причине нравственный крах. Повесть «Воин» — о том, как нелегко приходится человеку, которому до всего есть дело. Повесть «Порог» — о мужественном уходе из жизни человека, достойно ее прожившего.
Наташа и Алёша познакомились и подружились в пионерском лагере. Дружба бы продолжилась и после лагеря, но вот беда, они второпях забыли обменяться городскими адресами. Начинается новый учебный год, начинаются школьные заботы. Встретятся ли вновь Наташа с Алёшей, перерастёт их дружба во что-то большее?