Земные наши заботы - [17]

Заулыбались ребята: то ли самокритика понравилась, то ли догадались, что о таких упущениях совсем с другой целью говорится. Улыбнулся и председатель, с доярками, скотниками посоветовал встретиться. Видит — насторожились ребята, восприняли его слова как совет: посмотреть, чтобы остаться. Не любят, чертенята, когда понуждают их. Поэтому оговорился:

— Нет, я не агитирую вас всем классом в колхозе оставаться. Во–первых, вам сначала надо профессию получить, а для этого учиться надо. Во–вторых, колхозу нашему нужен сейчас только тот, кто умеет ладить с техникой, а еще лучше, если и с наукой. На той же нашей ферме, к примеру, желающих работать при новой технологии было много, а мы только лучшим из лучших доверили, кто пограмотнее, кто прилежность свою показал. Поэтому и советую — посмотрите, как работают у нас теперь доярки!.. — По шесть часов в день! Имеют и выходные, и отпуска. Утром вместе со всеми идут на работу, а вечером раньше других домой возвращаются. Возвращаются в туфельках да нарядные и чистенькие — тут же, прямо на ферме, душ есть. Так что с фермы сразу на вечеринку можно, в кино или на свидание…

Осуществил, значит, Сергей Иванович свой замысел. В прошлый мой приезд, а это было три года назад, он, с гордостью показывая хозяйство, на животноводстве «запнулся».

— Не хватает доярок? — спросил я, повторив обычную фразу, много раз слышанную в других хозяйствах.

— Пока еще хватает, — неохотно откликнулся он. — Пока вроде бы все благополучно…

И замолчал председатель: хватит, мол, с тебя, товарищ журналист. Тебе же про хорошее писать надо, вот и не копайся, не спрашивай про болячки, не нужны они тебе, да и нам что ж на себя раньше времени плохое наговаривать.

Сказал я ему об этой своей догадке. Засмеялся Сергей Иванович.

— Да ведь дегтем не только мед можно испортить, но и очерк. Поэтому и не хотел говорить… А вообще–то такое благополучие — зыбкое, если доярка наша в четыре утра уже на ногах — и до двенадцати ночи.

— Почти всюду так, — попытался я успокоить его. Однако председатель пропустил мои слова мимо ушей, проговорил решительно:

— Надо что–то придумывать, дальше так нельзя. — И повторил, словно укоряя себя: — Нельзя так дальше…

— Осуществили, значит, свой замысел? — спросил я, когда вслед за школьниками мы вышли на улицу.

— И можно сказать — по программе–максимум, — охотно откликнулся Сергей Иванович. — Во–первых, в животноводстве мы провели внутрихозяйственную специализацию и концентрацию Без особой реконструкции создали, по существу, животноводческий комплекс на 900 коров, где все процессы механизированы: от раздачи кормов и доения до уборки и удаления навоза. Это позволило нам ровно половину животноводов высвободить на другие работы и в корне изменить труд доярок. Теперь каждая обслуживает 50 коров.

— Вдвое больше, чем раньше?

— Да. Но затрачивается на это вдвое меньше времени.

И Сергей Иванович начал загибать пальцы, перечислять, за счет чего это достигнуто.

— Первое — перешли на двухразовую дойку.

— Потеряли в надоях?..

— Есть немного. В прошлом году мы получили по 3033 килограмма молока от коровы. Снижение — на 165 литров. Но уже в нынешнем, все к тому идет, потерю эту восстановим. Так что год один — время не большое, но оно нужно, чтобы и самим научиться и чтобы коровы привыкли…

— Второе — доярка полностью освобождена и от кормления, и от уборки навоза. Приходит она на ферму два раза в день, утром и после обеда. Приходит — коровы уже накормлены и вычищены. Ей остается накинуть на себя халатик, подключить доильные аппараты к молокопроводу, вымя корове тепленькой водой вымыть, выдоить, отнести аппараты на место и — домой.

— Третье — не перегружен работой и кормач. Он занят на ферме семь часов. У него сто коров. Но ни к бурту, ни к стогу он дороги не знает, ему привезут на тракторной тележке или кормораздатчике все, что положено по рациону. Ну, а чтобы не как–нибудь кормил, чтобы хорошо кормил, он, как и доярка, от надоя получает.

— Четвертое — скотник работает посменно, восемь часов. Транспортеры движутся, он кое–где метелочкой или скребком подхватит к нему навоз, нажмет кнопку, чтобы насос выкачал жижу из ямы в накопитель, на корову шумнет, если бодаться вздумает, — и все…

— Тоже может в белом халате работать?

— Мог бы, если бы хвостами коровы не размахивали, — с шутливой улыбкой ответил Сергей Иванович.

* * *

Деревня утонула в садах и березах. Сады — по крышу, а березы — к небу тянутся, стерегут покой и тишину — не пробраться ветру сквозь гущу ветвей. От этих берез деревня на склоне холма кажется уютной, высветленной, высокой и лучистой. Не потому ли и названа она Лучесой?

В низине, где плещется пруд, обнимающий всю деревню, устроились рыбаки. За прудом на холме стоят комбайны, жатки, сеялки, плуги — утомились, отдыхают, ждут своего срока. За мехдвором, на виду у всей деревни, та ферма, где в белых халатах работать можно.

Тихо в деревне, тихо на ферме. Только на косогоре за фермой движение, снуют трактора с тележками — торф подвозят. Потом его перемешают с навозом, накопленным за зиму в отстойниках, вывезут на пашню все подчистую: и отстойник вычищен, и пашне будут сполна возвращены плодородные силы — каждый гектар до сотни тонн компоста получит.