Земная твердь - [14]

Она болезненно вздыхала и говорила, стремясь уязвить самолюбие мальчика:

— Вечно ты грязный, будто тебя по мостовой валяли. Вот есть же такие золотые дети, как Володя. Почему тебе не брать с него пример? Ну, почему, скажи?

Петька молчал, а Зоя Яковлевна продолжала:

— Володя — это воспитанный городской мальчик. И тебе, вот такому… — она настойчивым жестом указывала на его расстегнутый ворот рубашки, голос ее леденел: — Тебе надо учиться у него. Сколько же, однако, в тебе этой деревенской пыли! Ужас!

XII

К Зое Яковлевне снять выкройку или просто так поговорить о своих женских делах изредка заходила Мария Семеновна Молотилова, мать Володи, располневшая дама средних лет, с вдавленными в плоское лицо глазами и маленьким розовым ртом. Кожа на ее лице тугая, с матовым отливом, без всяких признаков морщин. Женщина очень гордилась этим, и ухаживала за лицом с огромной заботой. Если у Марии Семеновны случалась какая-нибудь неприятность, она трагически восклицала:

— Я не могу: у меня будут морщины.

Как-то в воскресенье вечером она постучала в дверь квартиры Вигасовой. Открыла Зоя Яковлевна. Приняла приветливо, потом разложила перед гостьей стопку выкроек и горестно сказала:

— Вы возьмите их. Совсем.

— Что так, Зоя Яковлевна? Я вас не узнаю.

— Знаете, Мария Семеновна, мне сейчас не до них. Я буквально схожу с ума со своим племянником. Умоляю вас, скажите, как вы воспитываете своего сына. У вас радость растет, а не ребенок.

Плоское лицо Марии Семеновны заулыбалось.

— Я не могу, — притворно насупившись, всплеснула она руками. — Радость! Знали бы вы, что это за радость.

— Извините, однако, меня. Вы…

Гостья охотно умолкла, а Вигасова заторопилась выговориться:

— Вы, Мария Семеновна, — опытная мать. Научите же, пожалуйста, как мне жить, что делать. Понимаете, я положительно теряюсь перед создавшимся положением. Ну, вот представьте себе такое. Утром надеваю на него все новое — вечером идет, как кузнец. И так каждый день. Мне стыдно за него перед соседями, перед вами, перед всем городом. Начну говорить ему — он дерзит. Но это еще полбеды. Вы знаете, он превратил мою квартиру в какую-то слесарную мастерскую. Натаскал сюда ржавого железа, обрезков труб, банок, гвоздей… Ворвани откуда-то принес. Кошмар.

Зоя Яковлевна умолкла. «Да, мой Володя, действительно, золото», — радовалась Молотилова, глядя на горемычную приемную мать. А та жаловалась:

— Вчера прихожу домой и вижу: вот к этой внутренней двери полуметровыми гвоздями прибита стальная пружина. Дерево, разумеется, все исколото, краска испорчена, штукатурка — вон видите, — даже с потолка обвалилась. Надо думать, как он тут бил. И вот судите сами, Мария Семеновна. Я не выдержала: взяла и весь его хлам выбросила на помойку. Утром сегодня поднялся и, ни слова не говоря, ушел куда-то еще до завтрака. Времени сейчас, — Зоя Яковлевна поглядела на ручные часы, — половина девятого, а его, как видите, нет.

Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Марии Семеновне показалось, что на ресницах ее блеснули слезы. Молотиловой сделалось жаль хозяйку, и она участливо начала:

— Успокойтесь, Зоя Яковлевна. Они, дети, было бы вам известно, больше доставляют горя, чем радостей. Переживать от детей и за детей — удел всякой матери. Слышите? Ну, и успокойтесь. Мой муж, глядя на все проделки сына, говорит: перемелется — мука будет. Как воспитывать, вы спрашиваете? Скажу прямо: определите наклонности ребенка и помогайте ему развивать их. Наш нынче побывал в Москве у дяди — он артист Малого, может, слыхали. Олег Плюснин — так, возвратясь, живет и бредит театром. Уеду в Москву, твердит. Ребенок, что вы хотите. Скажу вам, Зоя Яковлевна, под большим секретом. — Молотилова перешла на шепот, приблизив свое плоское лицо к уху хозяйки: — Отец пока ничего не знает о наших планах. Он готовит Владимиру карьеру ученого. Но все-таки артистом, я думаю, интересней. Вот почему я вступила в тайный сговор с сыном. Вы, Зоенька, наверное, замечали, что наш Володя всегда на виду у людей. Вот даже при гостях дома или на вечерах в институте у папы он обязательно завладеет вниманием всех. И ведь его слушают. Что это? По-моему, он имеет задатки артиста.

Мария Семеновна счастливо улыбнулась, помолчала, близоруко разглядывая ногти своих пухлых рук, потом сразу потускневшим голосом сказала:

— Теперь о вашем. Вы у него никаких наклонностей не замечали?

— Непобедимая страсть к грязи, — невесело усмехнулась Зоя Яковлевна и, вздохнув, добавила: — Какие там наклонности, бог мой.

— Вот и сказывается, что вы неопытны, Зоя Яковлевна. Да-да. Если он у вас, говорите, таскает всякое там железо, что-то строгает, колотит — значит, у него есть пристрастие к слесарному делу. Уверяю вас, есть.

— Извините, Мария Семеновна, что вы хотите сказать?

— Что его надо отдать в ремесленное.

— Позвольте, однако, Мария Семеновна, свой так в артисты, а чужой в кузнецы, — тая обиду, возразила Вигасова. — Я в силах дать племяннику высшее образование. Посудите сами, что подумают люди обо мне, если я, кандидат наук, не сумею выучить одного ребенка. Да и перед его покойной матерью мне будет стыдно. А вы…