Земная оболочка - [2]
…Весной 1903 года молоденькая, едва окончившая школу Ева Кендал бежит из отчего дома со своим учителем-словесником тридцатитрехлетним Форрестом Мейфилдом, а зимой понимает, что муж — чужой. Двойная тугая завязка романа обещала, казалось бы, острую фабулу, быстрое чередование картин и событий, всякие неожиданности и страсти. Вместо этого Прайс принимается за скрупулезное исследование причин, обстоятельств и последствий негромкой будничной драмы своих героев. Точение романа замедляется, разливается вширь, разбиваясь на отдельные ручейки, проникает вглубь, в семейную почву, в историю и снова прорывается в разных местах наружу, вынося на поверхность похороненное, прочно забытое, не имеющее на первый взгляд касательства к сегодняшним заботам и делам.
На протяжении шестисот страниц нас не покидает интерес к этим людям, многочисленным Кендалам, Мейфилдам, потом породнившимся с ними Хатчинсам, их неграм слугам, их друзьям и знакомым. Секрет прост: у Прайса недюжинный дар искусного рассказчика, может быть, перенятый у кого-нибудь из десятков и сотен тамошних безвестных сказителей из народа, белых и черных.
Человеческое воображение издревле волновал случай из жизни, занимательные или печальные события и происшествия, веселая или страшная история, приключившаяся с людьми — знакомыми и незнакомыми. Сказка, анекдот, легенда, новелла, повесть издавна удовлетворяли любопытство, естественную потребность узнавать о других.
«Земная оболочка» — роман безошибочно «южный», хотя в нем нет ни кричащей живописности, ни взрывчатых страстей, ни специфически «южной» готики — тайн, ужасов, насилия, жестокости. Не впадает Прайс и в застарелый грех «региональной» литературы или бытовавших когда-то школ «местного колорита» с их поверхностной, пусть даже красочной бытописательностью, этнографичностью и неизбежным в результате провинциализмом. Однако за внешней ровностью, неторопливостью и, пожалуй, даже старомодностью ощущаешь напряженную атмосферу нравственного беспокойства, которая известна по произведениям Фолкнера и Уоррена.
Обликом, речью и психологией герои Прайса принадлежат своему времени и месту. Форреста Мейфилда американские критики расценили как личность весьма характерную. Потомок бедных белых (у деда были два раба да пара собственных рук), он прилежанием и трудолюбием, без колледжа, выбился в учителя, овладел старой европейской культурой, усвоил тонкие понятия о чести — вполне в духе просвещенного «Старого владения» — так называется штат Виргиния, — давшего Америке Джефферсона, Вашингтона и других ранних президентов. Что до Евы, то и дожив до седин, она останется своенравной провинциальной девчонкой из «смоляного штата» — когда-то из Северной Каролины поставляли смолу для постройки судов. О таких, как она, говорят: себе на уме.
Все персонажи романа произрастают, так сказать, на родной, исконной почве. Чувство места — редкое качество в сегодняшней американской прозе, где доминирует оторванный ото всего иронично-холодноватый человек без корней. «Все мы — перемещенные лица в отношении чувства места», — выразился один рецензент, имея в виду книги Беллоу, Хеллера и других писателей; их дом — там, где остановится взгляд и мысль автора.
Вместе с тем Прайс извлекает из своих характеров и ситуаций нечто такое, что решительно выводит их за локальные рамки.
Интерес к людям, населяющим роман, в немалой степени объясняется тем, что автор предоставляет им максимальные возможности словесного самовыражения. В книге Прайса много и охотно говорят — иные критики на этом основании усмотрели тут даже сходство с русской классической прозой, в частности, с романами Достоевского. Говорят по всякому удобному случаю, днем и ночью, дома и в пути, с самыми близкими и с первым встречным. Нередко это не обычные диалоги, а разговоры-воспоминания, разговоры-выяснения, излияния, исповеди. Люди прямо-таки жаждут, чтобы их выслушали. Не так часто попадаются книги, где герои произносят такие длинные монологи, а будучи на расстоянии, обмениваются такими обстоятельными письмами, каковые и составляют значительную часть текста.
Бросается в глаза еще одна уникальная особенность поэтики романа: его герои сплошь и рядом видят сны — странные, чудесные, кошмарные. Сновидения так же переживаются ими, как и явления внешнего мира, и служат дополнением и коррективой к их нравственно-психологическим установкам и сознательной активности.
Широко прибегая к воспроизведению сновидений героев, писатель не впускает в книгу мистику и чертовщину. Напротив, мы получаем дополнительную возможность заглянуть в эту затемненную область человеческой психики. Сновидные образы связаны с механизмом памяти и, следовательно, фрагментарно отражают действительность. С другой стороны, возникая за порогом сознания, иные из них сопрягаются с самыми потаенными побуждениями и эмоциями, носят фантастический характер и, как правило, не поддаются рациональному объяснению. Многие сновидные сюжеты в романе косвенно и причудливо соотносятся с «реальными» ситуациями, хотя в одних случаях такая перекличка очевидна (сон в руку!), в других — гадательна. Пытаться же досконально толковать сновидения героев «Земной оболочки» — все равно что уподобиться простодушной негритянке Делле, которая держит на комоде сонник.
Из сборника Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. Пер. с англ. / Составл. и предисл. А. Зверева. — М.: Радуга, 1989. — 560 с.
В чем же урок истории, рассказанной Рейнольдсом Прайсом? Она удивительно проста и бесхитростна. И как остальные произведения писателя, ее отличает цельность, глубинная, родниковая чистота и свежесть авторского восприятия. Для Рейнольдса Прайса характерно здоровое отношение к естественным процессам жизни. Повесть «Долгая и счастливая жизнь» кажется заповедным островком в современном литературном потоке, убереженным от модных влияний экзистенциалистского отчаяния, проповеди тщеты и бессмыслицы бытия. Да, счастья и радости маловато в окружающем мире — Прайс это знает и высказывает эту истину без утайки.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.