Земная Атлантида - [17]
Движение столь большой массы людей по горным дорогам, в ущельях, по узеньким и шатким, как сходни, мостикам и неизведанным бродам должно было бы происходить медленно, с частыми заторами и остановками. Так оно наверняка и было бы, окажись тут любая европейская армия. Но колонны Вольде Георгиса, при всей их внешней нестройности, при отсутствии показной дисциплины, колонны эти продвигались проворно, неутомимо.
Дни теперь ограничивались сигнальными рожками, утром возвещавшими выступление, вечером – бивак.
Биваки полковые разбивались четырехугольником; в центре – палатка командира, окруженная шалашами личной его охраны. Ставка главнокомандующего, при которой находился и Булатович, располагалась вкруговую, с диаметром круга примерно в триста шагов. Тут уж, в ставке, охрана стояла двумя кольцами – большим и малым; последнее оцепляло с наступлением темноты два шатра Вольде Георгиса.
Все было иным на этих биваках, все отличалось от того, что видывал Булатович на войсковых стоянках в окрестностях Петербурга: и сама ночь, и походный ужин, и люди у походных костров. Но во всех воинских биваках, воспетых еще поэтом-гусаром Денисом Давыдовым, есть особенная прелесть походного равенства, мужского дружества и тех задушевных разговоров, которые бывают лишь у походного огонька.
Булатович любил бивачную жизнь. Он любил затихающий шум лагеря, хруст сена у коновязи, запахи дымов и лошадиного пота, тихое бряцание оружия и перекличку часовых.
Вечерами в просторной палатке Вольде Георгиса, обтянутой зеленым шелком, сходились его друзья, рассаживались, поджимая ноги, на коврах, и начинался неторопливый разговор, но без шуток, не без смеха и не без споров, никогда, впрочем, не переходящий в брань. Вспоминают минувшие дни, но говорят и про дни будущие. И говорят всерьез, не скрывая беспокойства, ибо не пристало настоящим храбрецам бабье легкомыслие.
А будущее было неведомым. Что они знали о тех краях, куда шла тридцатитысячная армия с десятью тысячами мулов и лошадей, со своими обозами и семьями? Что они знали? Знали только, что обитают там какие-то племена, которые, как надеялся Вольде Георгис, при виде столь внушительного войска изъявят желание примкнуть к Эфиопии.
Армия Вольде Георгиса спускалась к югу, переваливая хребты, втягиваясь в долины, пересекая реки. Каффа осталась позади, начались земли неведомых племен.
Булатович шел с авангардом. А чаще – впереди авангарда. Ведь у него были свои заботы: если армия шла дорогами, он шел бездорожьем, если армия обходила высотки, он взбирался на них. Он производил маршрутную съемку местности, астрономически определял координаты приметных точек, «винтил солнце», как говорили проводники, наблюдая за его колдовскими приборами.
Дело было небезопасное. Горцы, хотя и видели бог весть откуда свалившихся на них пришельцев, хоть и сознавали силу неприятеля, скачущего на каких-то зверях и вооруженного огненными трубками, – горцы нет-нет да и налетали на эфиопов с копьями, наконечники которых были смазаны смертоносными ядами. Жители гор – народ, как известно, отважный, и не так-то легко соглашались они подчиняться Вольде Георгису.
Неделю спустя после выхода из Андерача уже были убитые и раненые. И вечерами на биваках Булатович усердно исполнял роль медика, сожалея, что так недолго общался с докторами из русского госпиталя в Аддис-Абебе. Хорошо еще, Зелепукин оказался умелым лекарским помощником. И вот вдвоем они накладывали повязки и лубки, зашивали раны, лили коллодиум и щедро раздавали касторку не только потому, что раздавать касторку проще простого, но и потому, что желудочные болезни одолевали солдат… А стычки с горцами были каждый день. К Вольде Георгису приводили пленных. То были люди ладно скроенные, мускулистые и рукастые, как все труженики на земле. Вольде Георгис, не жалея времени, терпеливо внушал им: отправляйтесь по домам и вразумите соплеменников – лучше присоединиться к эфиопам, нежели подпасть под иго фрэнджей, надвигающихся с юга.
Было отдано строжайшее распоряжение не применять оружия без крайней надобности. Но кровь все же лилась. И однажды, увидев множество трупов и разоренную деревню, старый фельдмаршал остановил войска. В полках забили литавры: всем повелевалось слушать приказ командующего.
«Разве мои слова – слова стряпухи? – с суворовской неожиданностью начинался приказ Вольде Георгиса. – Зачем убиваете безоружных и даром тратите патроны? Я не считаю героями тех, которые сегодня убивали. Я их считаю мышами. Да знают все, что с теми, кто станет убивать, я поступлю так, как поклялся сегодня моему духовнику. Соберите весь скот и пленных. Пусть каждый верный солдат, который узнает про другого, что он преступил приказ, убивает туземцев или отбирает скот и режет его, пусть донесет об этом мне».
В молчании были выслушаны слова Вольде Георгиса. И все командиры и солдаты поклонились до земли. А потом пленные – было их около тысячи – получили свободу…
Минули недели. В горах бушевали ветры ураганной силы. Они словно стремились остановить эфиопский вал. И хлестали дожди, и с пронзительным змеиным шипом летели ядовитые дротики, пушенные из зарослей, и все чаще среди воинов-галла вспыхивала эпидемия черной оспы.
Бурные, драматические судьбы воссозданы в книге «Три адмирала», написанной Юрием Давыдовым, автором исторических повестей и романов, лауреатом Государственной премии СССР.Жизнь Дмитрия Сенявина, Василия Головнина, Павла Нахимова была отдана морю и кораблям, овеяна ветрами всех румбов и опалена порохом. Не фавориты самодержцев, не баловни «верхов», они служили Отечеству и в штормовом океане, и на берегах Средиземного моря, и в японском плену, и на бастионах погибающего Севастополя…Для массового читателя.
Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов.Кубанский Г. Команда осталась на суднеРысс Е. СтрахТоман Н. В созвездии "Трапеции"Ломм А. В темном городеКулешов Ю. Дежурный по городу слушаетГансовский С. Восемнадцатое царствоГансовский С. МечтаОстровер А. Удивительная история, или Повесть о том, как была похищена рукопись Аристотеля и что с ней приключилосьРосоховатский И. Виток историиКальма Н. Капитан Большое сердцеПоповский А. ИспытаниеРысс Е. Охотник за браконьерамиКотляр Ю. “Темное”Давыдов Ю. И попал Дементий в чужие края…Парнов Е., Емцев М.
Каковы скрытые механизмы террора? Что может противопоставить ему государство? Можно ли оправдать выбор людей, вставших на путь политической расправы? На эти и многие другие вопросы поможет ответить эта книга. Она посвящена судьбам народнического движенияв России.Роман Ю.В.Давыдова "Глухая пора листопада" – одно из самых ярких и исторически достоверных литературных произведений XX века о народовольцах. В центре повествования – история раскола организации "Народная воля", связанная с именем провокатора Дегаева.В очерке Л.М.Ляшенко "...Печальной памяти восьмидесятые годы" предпринята попытка анализа такого неоднозначного явления, как терроризм, прежде всего его нравственных аспектов, исторических предпосылок и последствий.
«... Последний парад флотоводца Сенявина был на Балтике. В море был шторм. Дождь не прекращался. Тьма стояла как ночью. А ночью было темно, как минувшим днем. Палила пушка с флагманского, требуя от каждого ответа: где ты? цел ты?«Расположась возле рулевого, – рассказывает очевидец, – адмирал поставил подле себя компас, разложил лакированную карту и сам направлял ход корабля, и только лишь тогда, когда эскадра миновала опасный риф Девиль-зей, Сенявин, не сходя в каюту, спросил чаю. Во всю бурную и мрачную ночь, при сильном дожде он продолжал вести корабль.
Юрий Давыдов известен художественными исследованиями драматических страниц истории борьбы с самодержавием и, в особенности, тех ситуаций, где остро встают вопросы нравственные, этические. Его произведения основаны на документальных материалах, в значительной степени почерпнутых из отечественных архивов.В настоящем издании представлен полный текст романа, посвященного в основном выдающемуся русскому революционеру Герману Лопатину.
Очередной сборник «Пути в незнаемое» содержит произведения писателей, рассказывающих о различных направлениях современного научного поиска: математические подходы к проблемам биологической эволюции, будущее мировой энергетики, лесомелиорация в Нечерноземье, истоки нечаевщины в русском революционном движении. Читатель найдет в этой книге воспоминания и очерки об Эйнштейне, Капице, Ландау, рассказ о юности физиолога Павлова, познакомится с историей создания отечественного искусственного алмаза.
Поездка эта относится собственно к 1876 году. Однако, за истекшие семь лет на берегах Нила и Суэцкого канала ничто не изменилось из того, что здесь описано: предлагаемые наброски ни политических, ни экономических вопросов не затрагивают а касаются исключительно путевых впечатлений туриста, осмотревшего то, что осматривалось, осматривается и во веки будет осматриваться в Египте.Наброски эти разновременно появились на страницах Русского Вестника. В настоящей книжке некоторые утомительные подробности — по большей части археологические — перенесены из текста в примечания.
«Невидимая невеста» — это первоначальный (не отредактированный Мишелем Верном) вариант романа «Тайна Вильгельма Шторица».
О путешествии в Китай я думал уже давно. Ещё в 1997 году, разрабатывая маршрут в Индию, я выбирал — ехать туда через Иран или через Китай? Первый путь оказался проще и короче. В феврале 1998 года мы вдесятером проехали из Москвы автостопом через Кавказ, Иран, Пакистан в Индию, а китайский вариант был отложен на потом.Спустя несколько лет российские автостопщики, вдоволь наездившись сперва по Европе, а потом и по странам Ближнего Востока, — стали проникать и на Восток Дальний. Летом 1998 года вышла книжка “Тропою дикого осла”, её написал некий Владимир Динец, живущий сейчас в Америке.
Одна из самых известных в мире исполнительниц танца живота американка Тамалин Даллал отправляется в экзотическое путешествие. Ее цель – понять душу танца, которому она посвятила свою жизнь, а значит, заглянуть в глаза всегда загадочной Азии.Тамалин начинает путешествие с индонезийского Банда-Ачеха, веками танцующего свой танец «тысячи рук», оттуда она отправляется в сердце Сахары – оазис Сива, где под звук тростниковой флейты поют свои вечные песни пески Белой пустыни. А дальше – на далекий Занзибар, остров, чье прошлое все еще живет под солнцем, омываемом волнами, а настоящее потонуло в наркотическом дурмане.
Гидрографическая экспедиция на остров Врангеля.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«… Елисеев жил среди туарегов, как Алеко среди цыган.Он сидел с ними у вечерних костров, ел асинко – вкусную кашу, ел мясо, жаренное на углях и приправленное ароматными травами, пил кислое молоко. Он спал в шатрах туарегов и ездил с ними охотиться на страусов.Диву давался Елисеев, когда туарег, даже не склоняясь с седла, по едва приметному, заметенному песком следу определял, сколько верблюдов прошло здесь, тяжела или легка их ноша, спешат погонщики или нет. Диву давался, наблюдая, как туарег рассчитывал направление в пустыне по виду дюн, по полету птицы, по движению облаков… Глаза у туарегов были поистине орлиные.
«… Клюкин долго еще толковал об урагане, пережитом лет семь назад на транспорте «Або». Речь его была неторопливой, торжественной и как бы окутана некоторой таинственной гордостью, словно бы он, Парфен Клюкин, был причастен к возникновению стихийных бедствий.Матросы слушали его не перебивая, но думая поначалу о другом, да и не сознавая, к чему клонит долговязый унтер. Только уж под конец, когда Клюкин стал говорить, каким манером их благородие Алексей Иванович Бутаков привел все же судно к Никобарским островам, несмотря на то, что ураган перебил рангоут и снес мачты, только тогда Парфеновы слушатели осознали главную его мысль.
«… Но тут, среди густых лесов, перемежавшихся травянистыми равнинами, настигли Юнкера двое гонцов. Первый был добрым вестником. Его прислал старый знакомец – Ндорума. На голове у гонца покоился объемистый сверток, зашитый в обезьянью шкуру. Почта из России! Восемь месяцев, долгих, как восемь лет, дожидался он известий с родины. И вот дождался!Темное лицо другого гонца было непроницаемым и важным. Он наклонил голову, украшенную повязкой из тонких черных шнуров, падавших на лоб и сходившихся на затылке двумя обручами, наклонил голову и сложил к ногам Юнкера два куриных крыла.Проводники попятились.
«… Несходство, и притом важное, обнаружилось после московского Чумного бунта и упрочилось после всероссийского пугачевского восстания.Для Каржавина путь начинался в точке, обозначенной «мы». Мы – это те, кто сознает необходимость решительного переустройства земного, общего, народного.Для Баженова путь начинался в точке, обозначенной «я». Я – это каждый, кто сознает необходимость переустройства собственной души.В каржавинском «мы» находилось место и для «я», но второстепенное, подчиненное. В баженовском «я» находилось место и для «мы», но не первостепенное.