Земляничная тату - [12]

Я пролепетала номер дома.

– Отлично, следующий квартал, – сказал он.

И тут соперник обогнал нас по встречной полосе. Наклонившись в нашу сторону и едва придерживая руль одной рукой, водитель окатил меня струей воды из пластиковой бутылки. Во всяком случае, я очень надеялась, что это вода.

Таксист дал по тормозам, машина мустангом подскочила, визжа шинами, подрезала другое такси и остановилась. Мой таксист вылетел наружу, кажется, даже не побеспокоившись открыть дверцу. Я покосилась на счетчик. Девять восемьдесят. Я бросила десятидолларовую бумажку на переднее сиденье и выскочила с другой стороны – на всякий случай. Мне не хотелось служить живым щитом.

– АААААА! ГОВНО СОБАЧЬЕ! Я ВЕСЬ МОКРЫЙ! – вопил таксист, пытаясь голыми руками оторвать дверцу соседней машины.

– Деньги на сиденье! – проорала я.

– Ладно, ладно, – рассеянно отозвался тот, подскочил к машине и достал что-то из-под сиденья. Обернувшись через плечо, он заорал: – А НУ ВЫЛАЗЬ, Я ТЕБЕ ЩАС ПОКАЖУ, КАК БРЫЗГАТЬСЯ, ГОВНА ШМАТ!

Быстро взглянув на номера домов, я поняла, что «Бергман Ла Туш» – всего в двух шагах. Не оглядываясь по сторонам, я легкой рысцой устремилась прочь от побоища. Вопли и гудки позади меня становились все громче. Судя по звуку, кто-то пытался раздолбать капот кувалдой.

Перед высокой, выкрашенной белым дверью галереи «Бергман Ла Туш» слонялся какой-то тип, похожий на татуированную с ног до головы гориллу-альбиноса. Все, никогда больше не смогу сравнивать нашего Тома с приматами. Ему далеко до этого экземпляра: низкий лоб и огромные болтающиеся лапы, причем костяшки пальцев едва не скребут землю. Тип был в фуфайке с длинными рукавами, заправленной в мешковатые рабочие штаны. Широченные штанины закручивались вокруг грубых башмаков, а ширинка болталась на уровне колен. Может, у этого парня отвислый зад, и таким одеянием он пытается скрыть свой физический недостаток?

Тип что-то сказал, но так тихо и протяжно, что я не разобрала ни слова.

– Простите?

– Чего там стряслось-то? – с трудом повысил он голос.

Теперь до нас доносилась целая симфония гудков; такси полностью перекрыли дорогу, и другие водители ожесточенно протестовали.

– Мой таксист избивает другого таксиста.

– Из-за вас, что ль, поцапались? – спросил горилла, будто это было в порядке вещей.

– Нет, конечно! – возмутилась я.

– А чего, сильно махаются?

Он явно оживился.

Я пожала плечами, слегка встревоженная таким неприкрытым интересом к насилию.

– Почему бы вам самому не взглянуть?

Такого типа проще представить в зоопарке под табличкой: «Недоразвитая деревенщина. Очень опасен. Просьба не кормить».

– Не-а. Пост не могу бросить.

Нельзя сказать, чтобы его ирония разила наповал.

– Вы здесь работаете?

– А то! – Он что-то добавил, но я опять не поняла.

– Простите? – сказала я, все более раздражаясь.

– Грузчик я тут. Вещи двигаю. Из Англии, что ль?

– Нет, из Гарлема.

– Чего? А-а… – Он ухмыльнулся. – Английское чуйство юмора, да? Приветик. Даун меня звать. Небось, на выставку пришлепали?

– Привет, Даун. – Про себя я решила, что зовут его все же Дон. – А я Сэм Джонс.

– Инстылляции, что ли? – Лицо Дона вытянулось. – Терпеть их ненавижу. Ну того, вкалывать типа приходится. Токо без обид, ага? В Нью-Йорке-то первый раз?

– Угу.

Свирепые вопли и грохот кувалды наконец стихли, но гудки не смолкали. Их какофонию прорезал вой сирены. Похоже, мои друзья водилы тоже услыхали ее, потому что мимо просвистели два желтых пятна и растворились вдали.

– Ку-ку, – напутствовал их Дон. – Ну вот… чего сказать-то? А, ну да. Добро пожаловать в Нью-Йорк.

Глава четвертая

Стоит войти в любую уважающую себя галерею как тебя окидывают оценивающим взглядом на предмет, способен ли ты отстегнуть пару штук (как минимум) на здешний шедевр. Дагги, у которого я выставляюсь в Лондоне, учит своих сотрудников в первую очередь обращать внимание на обувь посетителей. Он клянется и божится, что башмаки – самый надежный показатель богатства. Но, как правило, достается не только обуви – взгляд служителя изучит тебя с ног до головы, и если сотрудник достаточно опытен, ощущение такое, будто по самым чувствительным частям твоего тела провели стальной щеткой. Наверное, в случае положительного вердикта должно казаться, будто тебя ласкают шелковистые прикосновения хорошо обученных сексуальных рабов но, увы, прежде у меня не было возможности проверить эту гипотезу.

Девушка в приемной галереи «Бергман Ла Туш» была столь ошеломляюще красива, что один ее взгляд казался милостью для посетителя. Я по достоинству оценила ее ненавязчивый обыск – нет ли при мне папки и, следовательно, не являюсь ли я потенциальной проблемой под названием «начинающий художник».

– Привет! – воскликнула красавица доведенным до автоматизма бодрым голосом.

Акцент у девушки был вполне американский, а сама она являла смешение всех рас, из которых азиатская чуточку выдавалась. Гладкая кожа нежно-кофейного оттенка, как у дорогой замши, большие, темные миндалевидные глаза. Но лоб ее избороздили складки задумчивости.

– Простите, – вежливо сказала она, – я не могла вас где-то видеть?

На ней была светлая шелковая блузка и угольно-черные габардиновые брюки, волосы собраны в маленький пучок на затылке – и ни единого следа косметики. Девица выглядела до жути безупречно, что означало: штукатурки на ней больше, чем на мне, только наложила она ее куда более умело. Никаких драгоценностей, никаких украшений, если не считать серебряного завитка на ремне, но блузка и брюки сидели как влитые, а каждая прядь уложенных волос вилась в строго выверенном направлении. Нью-йоркский минимализм, доведенный до совершенства.