Земляки по разуму - [29]

— Брысь! — отреагировал он, отвлекшись от разглядывания.

Только благодаря этому страж порядка не заметил, как на фоне одного из освещенных прямоугольников нарисовалась темная фигура и перегнулась через поручни балкона. После этих, достаточно суицидальных движений, она обрушила вниз водопад жидкости, вмиг превратившей форменную рубашку в грязную и вонючую тряпку. Послышался звук отрыжки и плотная тень, вновь обретя достоинство, удалилась.

У Горелова, человека и милиционера, пропали последние сомнения. Он бросился в дедуктивно вычисленный подъезд и взбежал на третий этаж. Из-за нужной двери доносился тихий наркоманский говор. Чтобы не спугнуть «птичку в малине», как говаривало непосредственное начальство, старлей не стал высаживать дверь, как делал это в мечтаниях, а просто позвонил.

***

— Ты не говорил, что кто-то еще должен прийти, — сказал Костя, оторвавшись от кувшина.

— Никто и не должен, — отмахнулся Васька, дергая двумя руками топорище.

— Мишка, открой.

Тот в ответ отрицательно покрутил головой. Зеленоватый цвет лица говорил о том, что не открывать дверь он настроен в высшей степени серьезно.

Звонок снова задребезжал.

— Тогда я сам, — Костя аккуратно поставил кувшин в угол за телевизором и направился в коридор.

— Лен, идем по домам, — Ира поднялась с дивана. — Не нравится мне все это.

— Сейчас пойдем…

— Ух, ты! — донеслось из коридора, когда Кот увидел милиционера, размалеванного под индейца. Общее выражение краснокожего лица сказало опытному глазу, что тот забыл, где закопал томагавк. — Каким ветром?

— Старший лейтенант Горелов! — буркнул не то делавар, не то апачи и строго взглянул на него из-под бровей и козырька.

— Проходи, — пожал плечами Костя и сообщил приятелю о прибытии официального лица. — Васька, с вещами на выход!

— Прекратить безобразие! — палец милицейской команды повис в тишине комнаты.

По привычке ее нарушил Гиллан, страдающий идиосинкразией на командный тон:

— Заткнись, плешивый!

Старлей автоматически приподнял фуражку и провел рукой по едва наметившимся и мокрым залысинам. Он растерялся, пытаясь сообразить, откуда попугаю известно, что они у него есть и этим немало разрядил обстановку.

Васькины гости заулыбались. Костя налил в бокал портвейна и поднес Горелову. В глаза тому тут же бросились свежие ссадины на руке дающего. В извилинах моментально зародилась лавина подозрений, и милиционер пришел в себя. Плюнув, в переносном, конечно, смысле, на последнюю рубашку, с мечтой о которой родился, и следуя прихотливым путем своих ассоциаций, старший лейтенант открыл рот и заставил всех изумиться простым конкретным вопросом:

— Почему никто не кукарекает?

У публики отвисли челюсти. Горелов повеселел и принялся ковать железо наручников, которые заплачут по белым ручкам присутствующих.

— Где труп психа?! — голос зазвенел торжеством справедливости.

Немые сцены знамениты своей тишиной. Даже попугай не рискнул нарушить торжественности момента. И тут послышались приглушенные удары.

В милицейском воображении звуки сомнений не вызвали и идентифицировались элементарно — кого-то били. Или добивали?..

Милиционер на тропе справедливости гораздо страшнее индейца, вырывшего томагавк. Костя в этом моментально убедился, когда старлей оттолкнул его в сторону и бросился в комнату. Тут же послышался хруст, когда изобретатель уселся на свое детище, стараясь прикрыть телом боевую секиру. Он здраво рассудил, что контуженые мысли неисповедимы, как Уголовный кодекс.

Не обнаружив никого, кто хотя бы отдаленно напоминал жертву, за исключением своего отражения в зеркале, Горелов пытливо вгляделся в лица присутствующих. Увы, его взгляд был лишен рентгеновской проницательности. Лица были как лица и на их лбах не светились преступные замыслы, равно как и раскаяние вплоть до явки с повинной. Такие лица бывают у рецидивистов и невинных младенцев. Горелов по-новому переосмыслил выражение «избиение младенцев», но не успел открыть рта, чтобы поделиться теологическим открытием, как снова раздался стук.

Его барабанные перепонки, определяя источник звука, отреагировали со скоростью стука. Жертва находилась за стеной. Там, где тоже были освещенные окна.

— Ира, ты посмотри, какие симпатичные разводы на рубашке оригинального покроя, — заметила Лена. Ей хотелось продолжить разговор о «высокой моде».

Подруга открыла было рот, но Горелов не дал ей завершить несложное движение.

— Где? Кто? Кого? — три категорически-казенных вопроса слились в один выстрел.

— У соседей… — промямлил Василий, ерзая на Машине Времени. Сидеть было ужасно неудобно, потому что топорище немилосердно упиралось между лопаток.

— Козел трехзвездочный! — обиделась на неджентельменское поведение старлея Ира.

Горелову даже в голову не пришло объяснять разницу между милиционером и гусаром. Крутнувшись на каблуках, он выбежал из квартиры и лишь с лестницы крикнул со знанием дела:

— Я тебе покажу козла! Ты еще козлов не видела!

***

Даже во сне Семена преследовало чувство неудовлетворенности собой. Прижатый любящей супругой к стене, он метался под одеялом в меру ограниченных возможностей и слабо постанывал. Проклятый комплекс неполноценности принял во сне облик диких и голодных зверей. Они вырвались из клеток в зоопарке на волю и гнались за ним. Чем дальше Саньковский бежал, тем страшнее становилось. Свора совсем диких собак динго, которым было плевать, что он — не кенгуру, вкупе с абсолютно подлыми гиенами гнали жертву от здания террариума, где та могла как бы укрыться, к дальнему и глухому углу. Свирепые львы с развевающимися гривами скакали наперерез верхом на бешеных слонах с белыми глазами. Семен выбивался из сил, но инстинкт самосохранения сдаваться не хотел и заставлял бежать к позеленевшим кирпичам высокой стены, летящей навстречу. Никогда раньше он не был так близок к смерти, как сейчас. Да, вот сейчас брызнет его кровь, выжатая из тела острыми клыками…