Земля за холмом - [16]

Наводнение. Маньчжурии не до него в эту осень — Победа, Освобождение! Только Армия Советов хорошо ощущает его своими мокрыми солдатскими сапогами.

А в Харбипе — своеобразном центре направления Армии — тишина еще. Приглушенный ожиданием миллионный китайский Фуцзядян. Пустота Нового города. И мирные такие улочки Модягоу с особняками и палисадничками, Модягоу, по которому бежит сейчас к Нинке Лёлька, потому что та тоже в смятении, наверное, и это всегда легче — пережить вместе!

Нинка сидит в садике и вяжет кофточку из серой шерсти. Клубок, убежавший в траву, похож на заблудившегося котенка. Нинка вяжет — надо срочно закончить кофту к зиме, неизвестно, какой она будет, — и рассуждает.

С ее слов получается: вообще ничего страшного не происходит, и напрасно Лёлька так нервничает. И что такого особенного, если сюда придут советские? Она лично, Нинка, и мама, и отчим, Федор Андреевич, — давно знали, что так будет, и ожидали этого. И Нинкин брат Анатолий тоже, потому что они там на Второй Сунгари слушали советское радио свободнее, чем в Харбине. И это закономерно после победы над немцами, и очень хорошо, что японцам достанется наконец-то — так они, японцы, издевались здесь над русскими, что давно пора!

Нинкин брат Анатолий тоже сидит в садике на дощатом настиле около помпы и запаивает на зиму железные банки с огурцами. Вид у него не такой уверенный, как у Нинки, но без паники. На плечах китель асановский нараспашку. Он занят своим делом и на девчонок не реагирует: все-таки — взрослый парень.

К Нининой маме пришла золовка Ольга Федосьевна, они пьют чай в столовой и высказываются о событиях. Всё Модягоу бегает сейчас друг к дружке по соседству и разговаривает! Получается, что все давным-давно ждали этих советских и всегда были за них. Что-то не укладывается это у Лёльки в голове!

И напрасно Лёлька беспокоится, что с ними будет, — рассуждает Нинка. Почему они должны беспокоиться? Ее родители ни от каких большевиков не убегали и в гражданской войне не участвовали (Лёлькины — она знает — тоже), и отчим ее — обычный служащий у Чурина. Советские ничего не должны сделать им плохого. Даже брат Анатолий, хотя он и служил в Асано, — только рядовой, и все знают, что его забрали насильно! Вот Ира из их класса — та действительно может бояться, потому что родители ее убежали из Советской России в двадцать четвертом. Это все знают. Ира сама рассказывала — помнишь — как они переходили замерзший Амур между Сахалином и Благовещенском? Самой Иры тогда еще не было, а сестрица ее Ритка уже существовала в возрасте одного года. Ирина мама несла ее, замотанную в платок, и все боялась, что ребенок закричит и выдаст всю группу. А проводник-китаец содрал с них за переход такую сумму, что пришлось доставать, зашитые в подкладку, «романовки». Вообразить только положение — убежать от большевиков на край света, чтобы те сами пришли сюда!

Нинкина мама провожает до ворот Ольгу Федосьевну, глаза у той заплаканные (муж у Ольги Федосьевны служит в полиции, и у нее есть основания беспокоиться!), но Нинкина мама все же утешает ее на дорогу.

— Девочки, хотите чаю? — спрашивает Нинкина мама. — У нас пирожки из тяньбинов[16]… — Лёлька голодная, конечно, потому что дома у них все кувырком и время уже вечернее, но что-то не до чаю ей в этом самоуспокоением Нинкином доме, и собственная тревога ее не уходит от этого спокойствия.

— Я пошла, — говорит Лёлька.

Ей просто необходимо сейчас быть дома и самой подумать… И, может быть, наконец приехал папа?

Папа приехал только утром пятнадцатого числа. К этому моменту события на улице Железнодорожной достигли наивысшей точки. Мама с бабушкой волновались, дедушка тоже волновался, но молчал.

В «садиках» на Бульварном появилась японская артиллерия. В тени тополей стояли каштаново-атласные лошади. Солдаты копали землю и устанавливали пушки лицом к станционным путям. Было похоже, что они собираются стрелять как раз по крыше дедушкиного дома. Дедушка хотел пойти на Зеленый базар, но его не пропустил через проспект часовой. Все-таки дедушка успел разглядеть, что дальше вся улица забита танками, маленькими, пестрыми, как ящерицы. Намерения японцев были неизвестны и поэтому вызывали тревогу.

— О, господи! Что-то будет! — вздыхала бабушка. — Мы буквально на осадном положении! Посмотрите! Они роют свои окопы прямо против нашей калитки! Просто безобразие! Они нисколько не считаются с мирным населением!

Сквозь решетку забора Лёлька видела копающих солдат — согнутые спины в нижних пропотевших рубахах и медно-красные шеи. От взмахов лопат взлетали комья бурой земли и, рассыпаясь, падали на тротуар. За калитку Лёлька выходить не решалась.

В это время приехал папа. Мама облегченно вздохнула, а бабушка перекрестилась. Папа был небритый, в пыльной шляпе, из-под пиджака выглядывала грязная сорочка без галстука. Но настроение у папы было превосходным, может быть, оттого, что ему удалось так удачно выбраться.

— Сначала мы ничего не знали! А потом я вижу, какие идут поезда — японки на крышах! Ну, думаю, дело дрянь!

Папа без визы на ходу заскочил в последний мотовагончик на Харбин. Он был очень доволен своими решительными действиями и нисколько не расстраивался, что у него опять нет работы. Папа вообще никогда не расстраивался. Он предоставлял это маме.