Земля - вид сверху - [101]
Парфюмеры создавали духи для любого слоя общества, даже для отдельных районов. Были духи для модисток и швей, для королевских особ и простолюдинов, душистая вода для предместья Сен-Жермен и притирания для прогулок в Булонском лесу. Дамам полусвета полагалось носить запах мускуса.
В конце XIX века химия наконец-то догнала парфюмерию. С помощью синтеза удалось получить вещества с приятными, почти природными запахами. Кумарин пахнул сеном, терпинеол — сиренью, ванилин и гелиотропин говорили сами за себя. Перед парфюмерами-композиторами открылись новые возможности, но и… новые мучения. Например, как назвать только что созданные духи, чтобы имя не затерялось в тысяче других, чтобы бросалось в глаза и запоминалось надолго? Фантазии здесь требовалось порой не меньше, чем при создании оригинального сорта одеколона. И на прилавках появлялись: духи «Садик моего кюре», одеколон «Платок настоящего мужчины», цветочная вода «Вот почему я люблю Розину», крем «Приди, приди» (творец этого призыва, скорее всего, и знать не знал, что притирание с точно таким же названием уже существовало… в древнем Шумере).
У современных парфюмеров в распоряжении более пяти тысяч душистых веществ, из них лишь около четырехсот природные, остальные — продукты синтеза. Править этим царством и создавать новые ароматы — высокое искусство, овладеть которым может далеко не всякий. Но труд композиторов запахов, нынешняя техника перегонки и экстракции — это особая и совсем иная тема…
…Не так давно я купил в московском бутике набор благовонных палочек. Принес домой. Почему-то волнуясь, поднес зажигалку. По комнате мгновенно распространился знакомый — немного тяжеловесный, немного дурманящий, немного пряный, немного душистый — запах. Синий дымок фимиама поплыл к потолку. Конечно же, я сразу вспомнил и «Дворец тысячи и одной ночи» сорокалетней давности, и незримое древо с вьющимися ветвями благовоний в полутемной единственной комнате роскошного «Дворца», где на полках стояли всплывшие из сказок Гауфа фиалы…
Североамериканские индейцы были глубоко правы. Ароматы — это действительно «фотографии» воспоминаний…
Полнозвучный голос о-дайко
Помм!.. — Как отзвук дальнего грома над горой Кимпоку.
Туммм. Туммм… — Как тяжкий накат волн в заливе Мано.
Тах-тах-тах… — Как точные удары кисти каллиграфа.
Бац, бац, бац, бац… — Как звонкие шлепки валька по мокрому белью.
Бух-бух-бух-бух-бух… — Как биение крови в жилах.
Гремят барабаны на острове Садо — тревожно, настойчиво, неутомимо, яростно…
Барабаны с древнейших времен сопутствовали японцам в их жизни. Мифология отводила этим инструментам важное место: во время ритуальных музыкальных спектаклей именно барабанный ритм выманивал богиню Солнца из пещеры, где она отдыхала от трудов. И разгоралась заря, и начинался новый день.
Уже в начале нашей эры барабаны были распространены очень широко. По крайней мере, в гробнице, датируемой третьим веком, археологи нашли скульптуру, изображающую человека с барабаном в руках.
Голос барабанов звучал на всех торжествах, а праздник весны без этих инструментов вообще был немыслим: деревенские музыканты (в оркестры, помимо барабанов, обязательно входили медные гонги и флейты) своей игрой испрашивали благоволения ками — богов синто: от мастерства исполнения зависели виды на урожай.
Барабаны использовались не только для связи с богами, они еще и определяли… границы деревень. В каждом селении перед храмом устанавливали большой барабан, походивший на здоровенную бочку. Вся территория, на которой можно было услышать звуки храмового барабана, считалась принадлежавшей данной деревне.
Однажды на барабаны было даже возложено решение жизненно важной проблемы.
Две деревни соседствовали на берегах ручья. Крестьяне жили мирно, ходили друг к другу в гости, пели одни и те же песни, плясали под одну и ту же музыку. Но вот ударила засуха. Ручей стал иссякать. Жителям деревень грозила смерть от жажды. Тогда выбрали из обоих селений по самому искусному барабанщику и договорились устроить состязание. Кто дольше сможет играть на барабане — тот и спасет свою деревню. Его односельчане будут пользоваться водой из ручья, а жителям деревни, которая потерпит поражение, придется покинуть эти места. Долго звучали барабаны, и наконец один стих. Как ни жестоко было условие, но выхода не оставалось: одни жители ушли, а другим едва-едва хватило воды, чтобы переждать засуху.
В XIV столетии в Японии возник театр но, и в нем тут же нашлось место для барабанов. Поначалу они несли вспомогательную службу, сопровождая мелодию флейт, но впоследствии стали и солировать.
В театре кабуки, зародившемся в начале семнадцатого века, большой барабан — о-дайко — служил прежде всего для того, чтобы возвещать о начале представления или о закрытии театра на ночь. И еще, разумеется, для того, чтобы определенным ритмом создавать у зрителей нужное настроение.
Но позднее на него возложили еще одну нагрузку. Японцы полюбили новый театр и к игре актеров относились с большим пристрастием. Нередко в толпе зрителей возникали споры, вспыхивали потасовки. Вот на этот случай в башенке над воротами, ведущими к подмосткам, и помещался о-дайко. Специальный человек что было силы колотил в него, на грохот сбегались солдаты и унимали наиболее темпераментных театралов.
