Земля Тиан - [58]
К непривычной китайской пище все тоже притерпелись. На купленных в Ханькоу керосинках варили и жарили незамысловатые блюда и вполне удовлетворялись самым примитивным меню, несмотря на то, что в нем совершенно отсутствовало мясо, за исключением свинины[37], а хлеб заменяли пресные лепешки.
Картинки путешествия, сменяя одна другую, проплывали в мозгу Дорого-ва, но ни на одной из них он не остановился. Долгий, утомительно-жаркий день давал себя чувствовать… Физическая усталость брала верх над всем его существом. За последнее время Дорогов приучил себя не думать. Гадать, проектировать? Какая польза в этом? Надо действовать, когда придет время и надо быть во всеоружии сил, когда этот момент настанет. Он нисколько не обольщал себя картинами будущего. В Гуй-Чжоу им предстояла тяжелая и опасная работа, путешествие в горы, полное случайностей, встреча и борьба с англий-скойэкспедицией. Последнее было неизбежно, так как англичане везли с юга машину, без которой произвести изыскания с необходимой точностью было невозможно. Все эти тревожные мысли Дорогов научился гнать от себя, выключать, как свет электрической лампочки, понимая, что не время подрывать свои силы бесплодными и беспокойными размышлениями. Отчасти поэтому он пасовал перед своеволием своего друга, пока тот оставался еще в известных границах, хотя в душе и относился к флирту Валериана Платоновича с Тасей резко отрицательно.
Девушки тесно разместились на крошечной треугольной площадке на носу и пели вполголоса. Четко выделялось звонкое сопрано Клавдии. Маруся вторила. Остальные повторяли припев, изображая хор.
Дорогов старался различить между ними голос Таси. Робкие, чуть фальшивые нотки в припеве — это, конечно, Шура. У нее плохой слух и ее обычно в хор не принимают. Но ей очень хочется петь и она, несмотря на протесты, всегда подтягивает. Густое, мягкое контральто — Маруся. Она, наоборот, очень музыкальна. Клавдия — солистка. Чистый, серебряный голосок ее царит над импровизированным хором.
«Где же Тася? Или она не принимает участия?.. Сидит, обхватив колени руками и курит, глядя на воду?..»
Дорогов не спеша выпрямился и, упираясь рукой в стену рубки, стал пробираться на нос. Возле решетчатой перегородки, отделявшей площадку от палубы, молча опустился на корточки, почти у самых ног рулевого. В темноте, быстро и жадно поглощавшей мир, белели платья девушек, светляком мерцала сигарета в чьих-то руках.
Дорогов слушал.
«Странно, в общем… Яркая, насыщенная жизнью природа, пышная луна-китаянка под раскинувшим клешни Скорпионом, быстрая, потемневшая, уже ночная, река… Он, Павел Дорогов, худой, загорелый, сидящий на корточках возле скрипучего штурвала… Эта песня про неведомого «офицерика», превратившегося уже, гляди-ка, в израненного, седого генерала…
Кто он, этот «офицерик»? Кто сложил про него такую жалобную песню? Старая песня…
Плотный, щетинистый строй черных киверов, звяканье стремян, тяжелый пар конского дыхания. Горят в лучах морозного солнца ярко начищенные медные орлы и чешуя подбородников…
— звонким тенором выводит Красиков.
«…Он сказал — «Напой, красавица, водой…», — дружно подхватывает эскадрон. Здесь же и «офицерик». Вот он: На вороном, поджаром «Громобое», в туго перетянутой ремнями длинной шинели — поручик Павел Александрович Дорогов…
Только отчего тогда эта песня звучала совсем по-иному? Как случилось, что сидит он здесь, плывет на катере-инвалиде по неведомой реке на краю земли?.. Ах, да — это было тысячу лет тому назад, в 1919 году…»
Дорогов отмахнулся от темной мысли, как от мухи.
Девушки замолчали. Стало слышно, как журчит и булькает вода, рассекаемая носом катера.
Клавдия прервала молчание.
— Девочки, давайте еще раз то же самое. Хорошая песня… Ее пели у нас в станице, на Имане… Я еще совсем маленькая была.
Маруся вмешалась.
— Довольно… Лучше «Some of these days»…
И, не дожидаясь ответа, тихо запела:
— Some of these days, you called me «honey»…[38]
— Твой «honey» сейчас в Чифу, — перебила Шура. — Второй месяц уже. Мне Верка писала в Ханькоу — весь флот там.
Она вздохнула.
— У Ли сейчас все столики заняты..
— Вы все свое, — засмеялась Ангелина. — Флот, матросы. А вы попробуйте, покрутите любовь с китайцами от скуки!
— Ну и что? — вскинулась Маруся. — Матросы молодцы! Кто мне из Чифу удрать помог? А твоей Верке кто денег дал, когда она болела? Русские? Боюсь!
— Ну и дура! — отрезала Клавдия. — Нашла чем хвастать: «Американцы помогли». Знаем их помощь.
— Сама ты дура, оттого и ругаешься, — огрызнулась Маруся.
Дорогов вмешался.
— Перестаньте, ребята! Скажите лучше, где Тася. Не видели?
Маруся обернулась.
— Вы здесь, Павел Александрович, а мы и не заметили… Тася тут была все время.
— Она спит, наверное, в каюте, — сказала Клавдия. — Павел Александрович, дайте сигарету.
Дорогов протянул ей свою жестяную коробочку-портсигар.
— Спасибо… Маруська, дай прикурить.
Не все продается и не все покупается в этом, даже потребительском обществе!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Япония, Исландия, Австралия, Мексика и Венгрия приглашают вас в онлайн-приключение! Почему Япония славится змеями, а в Исландии до сих пор верят в троллей? Что так притягивает туристов в Австралию, и почему в Мексике все балансируют на грани вымысла и реальности? Почему счастье стоит искать в Венгрии? 30 авторов, 53 истории совершенно не похожие друг на друга, приключения и любовь, поиски счастья и умиротворения, побег от прошлого и взгляд внутрь себя, – читайте обо всем этом в сборнике о путешествиях! Содержит нецензурную брань.
До сих пор версия гибели императора Александра II, составленная Романовыми сразу после события 1 марта 1881 года, считается официальной. Формула убийства, по-прежнему определяемая как террористический акт революционной партии «Народная воля», с самого начала стала бесспорной и не вызывала к себе пристального интереса со стороны историков. Проведя формальный суд над исполнителями убийства, Александр III поспешил отправить под сукно истории скандальное устранение действующего императора. Автор книги провел свое расследование и убедительно ответил на вопросы, кто из венценосной семьи стоял за убийцами и виновен в гибели царя-реформатора и какой след тянется от трагической гибели Александра II к революции 1917 года.
Представленная книга – познавательный экскурс в историю развития разных сторон отечественной науки и культуры на протяжении почти четырех столетий, связанных с деятельностью на благо России выходцев из европейских стран протестантского вероисповедания. Впервые освещен фундаментальный вклад протестантов, евангельских христиан в развитие российского общества, науки, культуры, искусства, в строительство государственных институтов, в том числе армии, в защиту интересов Отечества в ходе дипломатических переговоров и на полях сражений.
Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.