Земля. Тайная история красок - [7]

Одно из самых неординарных событий в истории живописи произошло в VIII веке в Византии, где едва не уничтожили все иконы после того, как патриархи Церкви заявили, что живопись — это своего рода сотворение кумира и противоречит Божественным заповедям. После горячих споров стороны все же пришли к выводу, что иконы прославляют Господа, причем уже сами краски являются гимном Его величия, поэтому даже сегодня православный иконописец инстинктивно выберет по возможности природные красители.

В моем блокноте осталась пометка: «До знака „Болото“, а потом идти по другой стороне дороги». Я искала студию Айдана Харта, иконописца из Новой Зеландии. В прошлом брат Айдан провел шестнадцать лет послушником в православном монастыре, а потом его благословили на вступление в брак. Он жил в очень отдаленном районе на границе с Уэльсом, и это место как нельзя лучше подходило для работы с натуральными красителями. Айдан не был безоговорочным пуристом, и на его полке рядом с банками, наполненными камнями с берегов сибирских рек и плодами турецких деревьев, вполне мирно соседствовали цинковые белила и другие краски фабричного производства. Однако после долгих лет он убедился, что естественные красители соответствуют не только его пониманию красоты, но и религиозным убеждениям.

Айдан сказал мне замечательные слова, впоследствии ставшие лейтмотивом всех моих путешествий: «Естественные краски не совершенны, и в этом их прелесть». То же самое потом не один раз повторяли мне люди, имеющие дело с красками. Чтобы пояснить свою точку зрения, Айдан высыпал на ладонь немного порошка ультрамарина, изобретенного в XIX веке: «Кристаллы имеют одинаковый размер, а значит, будут слишком равномерно отражать цвет, картина не будет так играть, как если бы вы использовали настоящий природный ультрамарин».

Айдан работает в традиционной манере. Сначала он наносит на доску из ясеня или дуба грунтовку, затем несколько слоев клея, сваренного из кроличьих шкурок, который прежде, чем в него добавят воду, выглядит как тростниковый сахар демерара и отдает зоомагазином, а потом натягивает сверху кусок холста, и если доска вдруг треснет, ее всегда можно будет поменять, не повредив картину. После этого Айдан наносит еще несколько слоев клея и мела и шкурит холст с помощью песка, пока доска не становится белой. В православии считается, что внутри каждого живого существа пребывает свет, и потому иконопись начинается именно со света, который потом проступает сквозь краски и позолоту.

Харт в разговоре со мной подчеркнул, что иконы — это не просто изображение, поскольку цель художника в данном случае не имитировать природу, а воссоздать реальность, то есть показать не то, что вы видите, а то, что есть на самом деле. Именно поэтому фигуры святых часто не влезают в раму, показывая, что здесь нет обычных с нашей точки зрения границ, а здания имеют странную перспективу, и зритель может видеть их и справа, и слева, и сверху, и снизу, поскольку Господь точно так же видит сразу весь мир. Использование природных красителей как нельзя лучше отвечает православному учению, поскольку в православии считается, что человек, как и все сущее, был сотворен чистым, но не совершенным и смысл жизни — реализовать свой потенциал. Некую параллель можно увидеть в том, как художник измельчает камень, чтобы сделать краску и нарисовать ею румянец на щеках святого.

В любой коробке с красками вы также найдете и множество подобных историй, в которых сплетаются священное и мирское, ностальгия по старым добрым временам и новшества, тайны и мифы, — это истории о людях, которых невозможно остановить в их стремлении к прекрасному. Но свое путешествие с палитрой я начну с самого начала, с самых первых красок, и расскажу вам о художниках, которые в один прекрасный день проснулись и обнаружили, что лишились красок. Но не будем забегать вперед: обо всем вы узнаете по порядку.

Глава 1 Охра

Цель искусства не только в том, чтобы доставлять удовольствие, оно должно быть взаимосвязано с жизнью, дабы воодушевлять нас.

Сэр Кеннет Кларк

Среди озер Италии в Центральных Альпах есть одна долина, где можно увидеть древние наскальные росписи. Петроглифы Валь-Камоники, которые входят в список всемирного наследия ЮНЕСКО, иллюстрируют жизнь людей эпохи неолита. На некоторых рисунках мы видим оленей с чересчур ветвистыми рогами, слишком худых, чтобы их мясом наесться, на других — фигуры охотников с длинными конечностями, похожими на палочки, а в руках у них копья, тоже похожие на палочки. В одной из пещер на стене вырезана огромная бабочка. В тот же день, что и я, в Валь-Камонику приехала целая толпа немецких школьников, которые выстроились в очередь, чтобы скопировать рисунок пятитысячелетней давности, и мне, к сожалению, не удалось рассмотреть все детали.

Но в более спокойном месте, куда не водили туристов, на темном склоне я обнаружила изображения двухэтажных зданий с островерхими крышами. Их было около пятидесяти штук. И, честно говоря, я не испытывала особого трепета, разглядывая их. Это походило на доисторическую риелторскую компанию или архитектурную мастерскую, хотя, может быть, здесь жили обычные люди, которые вырезали в камне события обыденной жизни. Краски с этих рельефов давным-давно смыли альпийские дожди, но, пока я сидела, пытаясь представить прошлое этого места, мой взгляд упал на небольшой камень, цвет которого отличался от окружавших его булыжников. Камень явно был здесь чужаком. Взяв его в руки, я обнаружила нечто удивительное. Вообще-то моя находка не выглядела многообещающей, просто грязно-коричневый обломок в форме куриного сердца — сужающаяся кверху пирамида с плоским основанием. Однако держать его было чрезвычайно удобно, камешек так и ложился в руку. Мне стало ясно, что передо мной охра из арсенала древнего художника. Я поплевала на верхушку и, стерев грязь, обнаружила, что камень на самом деле темно-желтого цвета, как пожухлое сено. Я нарисовала свой вариант двухэтажного домика, попытавшись его раскрасить охрой, и краска легла идеально, без комочков. Странно было осознавать, что человек, последним державший эту охру в руках, художник, чьи пальцы отпечатались на обломке, умер около пяти тысяч лет назад. Скорее всего он (а может, это была женщина?) выбросил камешек, поскольку стер его почти до конца, а я нашла.