Земля соленых скал - [37]

Наконец большой барабан, грохочущий, как гром, прерывает состязание молодежи. Он оглашает, что воины, молодежь и Молодые Волки должны собраться в красном типи, в шасса-типи, чтобы стать свидетелями посвящения семи шеванезов.

Это было первое торжество посвящения, которое я должен был увидеть. Оно было для меня тем более важным, что его проходил сегодня наш Танто.

Я так волновался, будто сам должен был пройти испытание крови. Конечно, я стоял неподвижно, с равнодушным лицом, но сердце едва не выскакивало у меня из груди, – как в тот раз, когда я увидел на пути моей стрелы большого орла и когда впервые ступил на порог палатки Горькой Ягоды.

Во мне смешались и страх и радость, неясная надежда и тревога за брата. Я не знал, где Танто. Я крепко сжимал челюсти, чтобы не видно было дрожания губ, и с трудом сдерживал слишком учащенное дыхание. Сова, который тоже впервые переступил порог шасса-типи, всматривался широко раскрытыми глазами в тотемный столб и в шамана, стоявшего под ним. И я отчетливо видел, как тревожно вздрагивал иногда мой ДРУГ.

Горькая Ягода был наряжен не так ярко и пышно, как обычно. На нем была только повязка из орлиных перьев, на спине шкура бизона, а голову он покрыл скальпом бизона с рогами. Но его суровое старческое лицо пересекали сегодня особенно резкие и грозные морщины, и никогда еще так пронзительно не сверкали его глаза. Такое лицо было, наверное, у Канаги, повелителя тьмы, злого духа.

Неожиданно смолк голос большого барабана, и на пороге типи появились отец и брат.

Обнаженный Танто стоял будто в прозрачном тумане. Это наш отец перед началом посвящения окуривал его дымом, напевая песню отца, ведущего сына на посвящение:

Пусть Гитчи-Маниту

Даст твоему телу

Отвагу и силу,

Чтобы ты не замечал боли,

Чтобы ты был мужественным.

Иди же,

Иди, танцуй и пой,

И ты вступишь на тропу воинов.

Как только отец умолк, сейчас же отозвались бубны воинов, орлиные рожки и трещотки. Танто медленным шагом направился к ожидавшему его шаману. Я не видел лица брата, хотя он шел прямо на меня, освещенный ярким светом костра. Я не видел его, хотя смотрел на него широко открытыми глазами.

Шаман, как хищная птица, носился в бешеном танце вокруг Танто под звон бубнов, завывание рожков, верещание трещоток. В руках он держал длинный и тонкий нож с блестящей рукояткой.

Наконец брат остановился перед тотемным столбом.

Тогда Горькая Ягода быстрым движением оттянул у брата кожу на груди и ударил ножом, пробив кожу. По лезвию начали стекать капли крови. Я почти до боли вытаращил глаза, чтобы увидеть, не дрогнет ли лицо брата, не зажмурит ли он глаз перед ударом, но я видел только его расплывчатую фигуру. Бубны, рожки и трещотки не смолкали. Это означало, что Танто достойно проходит испытание.

Наконец, когда шаман на миг отскочил от него, как хищная птица от жертвы, мой взор прояснился. Я уже ясно видел, как Горькая Ягода продевает тонкие кожаные ремешки сквозь пробитую на груди кожу и привязывает их к тотемному столбу. Я видел, отчетливо видел, что даже веки брата не дрогнули, что он стоит так спокойно, так уверенно, как горный орел в своем гнезде. Горькая Ягода наклонился к его ногам и, пробив костяными крючками кожу у щиколоток, прицепил к ним священные медвежьи черепа.

Тогда снова умолк шум, и на пороге появились две фигуры. Это вождь Танов вел на посвящение своего сына Паипушиу – Маленького Филина. Через минуту Паипушиу уже стоял рядом с Танто и так же, как и он, не выказывал и следа страха или боли под ударами ножа и костяных крючков.

Эти двое должны были начать празднество, как самые младшие из всех шеванезов.

Я плохо помню их танец; в тревоге и волнениях того вечера я утерял воспоминание о лице отца, грозной фигуре Горькой Ягоды, о Танто и Паипушиу. Будто сквозь густой туман, я вижу лишь, как они то приближаются к тотемному столбу, то отходят от него, я чувствую запах хвои, которой усыпана земля, пальцы друга, сжимающие мое плечо, вижу неподвижные тени на стенах палатки. Отчетливо помнится лишь одно – слова и мелодия песни, которую пели юноши:

Маниту, сделай,

Чтобы дорога через леса и степи

Была для нас всегда открыта,

Чтобы сильнее стали наши руки,

А глаза быстрее.

Дай нам силу брата-медведя,

Сделай храбрыми, как волки,

Ловкими, как хищная пума.

Но вот воспоминания проясняются. Я вижу, как Танто быстрыми, мелкими шагами подбегает к столбу. Вижу, как оба юноши на какое-то время неподвижно замирают, чтобы затем внезапным прыжком назад разорвать узы, связывающие их с тотемным столбом. Тонкие ремешки разрывают кожу у них на груди. Кровь течет широким ручьем. С грохотом отрываются от ног медвежьи черепа, а шум трещоток становится таким сильным, что я не слышу собственных мыслей. Наконец Горькая Ягода поднимает руку, и в типи повисает тишина. Танто и Паипушиу выбегают из палатки, я слышу их трехкратный клич – крик орла-победителя. Они уже мужчины. Перед ними теперь только дорога воинов и охотников, дорога мужчин и стариков и, наконец… Дорога Солнца.

Нана-бошо – Великий Дух леса,

Помоги нам и накорми нас!

Сделай, чтоб у нас всегда было мясо,

А наши женщины и дети