Земля русская - [169]

Стадо прошло, все стихло, остался запах молока, теплого дыхания, разгоряченных тел, я вдыхаю его с чувством уверенного в своей силе и довольного своим трудом хозяина. Но после прохода стада у меня почему-то пропадает охота собирать грибы, и я возвращаюсь домой с ощущением неясной потери.

ПРИМЕТЛИВОСТЬ

Бабка Груня пришла попросить таблетку от головной боли и засиделась. Рассказывает:

— Вот я нынче выгадала: картошку посадила глыбко, очень она у меня семейная уродилась.

Я не вдруг догадался, что «семейная» означает урожайная, много клубней в гнезде. Поди ж ты, ушло слово из обихода, а какое меткое! Восемь букв — и все сказано, а мы восемь слов потратим и то не сразу друг друга поймем.

— Хлеба нынче что-то запаздывают, — говорю я.

У нее и на это ответ:

— Зарниц не было и грома млявые — плохо хлеб зреет.

— На ягоду урожая нет.

— А ягоду все лето холод одевал, какой ей рост?

— Скворцы рано улетели, и дроздов что-то не видать.

— И-и, какой неприметливый! На иргу, на рябину погляди — сморщилась вся, посохла.

— Отчего же?

— Оттого, что в налив заморозок пал, соку не набрала, а птица ягоду сочную обожает…

На столе у меня целая стопка ученых книг, а слушать бабку Груню — истинное удовольствие.

ОБЛАКА

Весь день дует ветер, гонит по небу облака. От облаков по земле бегут тени, их много, и потому замечаешь не тени, а солнечные «окна». Светлые летучие «окна» создают впечатление, будто шарит по земле лучом солнце-прожектор, выискивает, не оставил ли на поле человек беспорядка: скоро землю снегам укрывать, морозам студить. И когда падает луч на несжатую ниву, начинает сердито гудеть в проводах ветер — тревожит земледельца: не опоздай!

Но стоит ветру стихнуть, и белые облака с серыми поддонами вытягиваются в длинные валы. Движение их столь медленно, что кажется: это не облака на небе, а росистая трава в прокосах на лугу. И меняется у человека настроение: еще продлится золотая пора, успеет он хлеб сжать, землю прибрать — к снегам приготовить.

Простые облака, а человеком повелевают.

ДРОВИНА

Я могу попросить шофера грузовика, и он привезет мне целый воз дров. Но я, встав до солнца, беру топор и иду в лес. Нахожу нетолстую сухостоину, вырубаю бревнушку, кладу на плечо и возвращаюсь домой. Выйдя на опушку, останавливаюсь и гляжу с пригорка на свою деревню. Солнце уже взошло, осветило вершины березовой рощи, но избы еще в тени, они так покойны и тихи, что кажутся живыми существами, облюбовавшими для ночного отдыха подножие рощи. Мною овладевает удивительное чувство родства и доброжелательности к этим большим тихим существам, не хочется будить их шорохом шагов, и я стою на пригорке, жду, когда солнце перевалит за вершины, заглянет в окна, и тогда скрипнет первая дверь, брякнет ведро — деревня проснется.

На придворке положу бревнушку на козлы, распилю, поколю на поленья и затоплю вместе со всеми печь. В небо поднимутся белые дымки, запахнет печным теплом, и от этого тоже прибавится на душе радости. Я не могу объяснить, что заставляет меня таскать на себе дрова, знаю только, что без ранних походов в лес и любования утренней деревней с пригорка мне определенно будет чего-то не хватать. Сам себе дивлюсь: дровина и настроение — какая между ними связь? А вот же, выходит, есть, коль не иду к шоферу грузовика и не прошу его съездить в лес.

ПЕНОЧКА

Первые маслята цепочкой высыпали на опушку. Я стал кружить на одном месте, высматривая грибы в траве под молодыми березками. Вдруг пеночка-теньковка прилетела, серенькая, с черной головкой. Вьется вокруг, с ветки на ветку перепрыгивает и сердито на меня покрикивает, словно я ей в чем-то мешаю.

Пригляделся к пичуге и вижу: в клювике червяка держит. Эге, да она птенцов кормит. Где-то тут гнездо должно быть.

Отошел подальше, гляжу, что же будет? Вдруг трава шевельнулась. Пеночка с ветки живехонько в траву нырнула, но тотчас с криком назад вылетела. Червяка все держит, значит, не нашла птенцов. Где же они?

Глядел я, глядел, ничего не выглядел. Пошел своей дорогой. Иду, а сзади: тень-тени… тень-тени… До того тревожно кричит пеночка, что тут и большого соображения не надо, чтобы понять: пропали птенцы. Наверно, оперились и вышли в первую дорогу — мир познавать. Уйти-то ушли, а назад пути не найдут. Как им, несмышленым, в такой травище не заблудиться! Ну да ничего, живы будут: в траве мошек много — прокормятся.

ПЕРВЫЙ ОПАВШИЙ ЛИСТ

Все той же тропой через рожь иду в лес. Что-то неуловимо изменилось в природе. Нет, не созревшая рожь, по которой вчера прошел комбайн, оставив рядок соломенных куч, напомнила, что наступил август. И не листва берез, чуть-чуть поблекшая, будто тронутая первой сединой. И не сухие метелки овсяницы среди цветущих зонтиков тысячелистника. Что-то в самом воздухе вдруг сказало, что лето повернуло на осень. Исчезла его легкая утренняя свежесть и сухая прозрачность. Воздух отяжелел, приобрел весомость, и уже не синей дымкой подернуты дали, а серой туманностью затянуло их.

В бору-беломошнике лежит опавший березовый лист. Откуда ему быть? Стоит береза в расцвете сил. Но где-то в гуще кроны уже отмер один лист, второй, третий — и в ночном безветрии неслышно упали они на белый мох. Из мха, маскируясь под желтый лист, полезли лисички и маслята. Со дня на день жди боровиков.