Земля русская - [165]
Я говорю:
— Да, долго. Очень долго. В Ленинграде я видел дуб, посаженный Петром Первым. А под Молодечно мне показывали однажды дуб, под которым, по преданию, обедал Наполеон.
— Во-о-на, — качает головой дед Михайла.
— А на речке Чернушке, — продолжаю я, — тоже видел дубы. Знаете, где речка Чернушка? Это там, где погиб Матросов. На том месте памятник стоит, а немного поодаль, на краю поляны — дуб. Сильное, могучее дерево. Я когда стоял у памятника, все смотрел на дуб. Знаете, мне хотелось у него расспросить, ведь он видел тот бой. Он видел, как солдат кинулся на пулемет.
— Да-а, — произносит дед Михайла, — если бы деревья могли рассказывать…
Если бы могли… Вырастет и этот, у которого мы сейчас стоим. Он переживет нас. Но я верю, что кто-нибудь да остановится перед ним и захочет спросить, кто посадил этот дуб.
Если бы деревья могли говорить, они рассказали бы о человеческой жизни.
Правый берег Дёржи, крутой, обрывистый, будто стена, сложен из известняковых плит. На скудной почве, прикрывшей каменный монолит, выросли сосны. Крайние, запустив корни в расщелины, стоят над самым обрывом и, кажется, вот-вот упадут.
Так кажется, когда идешь нижней тропой, по-над самой водой. А пройдешь верхней, лесной, — иное предстанет глазу. Эта тропа — сплошное плетение из крепких, как железо, корней. За десятки метров протянули их сюда, распластали по земле прибрежные сосны и потому не боятся ветров-лесоломов.
На самом гребне береговой кручи стоит сосна. Все ветви ее протянулись на юг, в сторону реки, и образовали густой полог. В дождь можно стоять под кручей, не боясь промокнуть.
Сосна очень старая, ствол ее покрыт толстой морщинистой корой. Рыболовы вырезают куски сухой коры на поплавки.
Тяжко подниматься от родника по круче с коромыслом на плечах. К стволу сосны прикрепили жердь-поручень, рукой подтягиваешься — вроде и груз легче.
Сосна некрасива: корявая, разлапистая, один бок совсем голый. По сравнению с молодой березой, что стоит по соседству, она просто урод. Но под красавицей березой тропинки нет: незачем к ней людям ходить. Тропинку люди проложили к сосне-уроду.
Стало быть, одной красы мало, чтобы в почете жить.
Пробираясь молодым ельником, я увидел белую радугу — несколько тонких берез выгибались над ельником живописными арками. То ли медведь тут дуги гнул, то ли лесник-художник тропу благоустроил. Но за ельником открылась целая поляна белых арок — красивая и печальная. В жалобной мольбе никли березы вершинами к земле.
То была прошлогодняя вырубка. Вырубив рощу, дровосек оставил деревья постройней в расчете, что вырастут они и осеменят в свое время поляну. Но одиночки не выдержали испытания волей. Стояли густо — было тесно, давя друг друга, рвались к солнцу, а теперь вот, получив и солнце и простор, согнулись и поникли.
На гуменниках в траве едва угадывалась дорога. Проходя как-то по ней, я обратил внимание на глубокие ямы, выложенные колотым камнем. Тут были когда-то риги.
Ямы привлекли внимание тем, что росли из них деревья, притом совершенно разные. Из одной вылезла на свет и разрослась дикая яблоня, над другой расселась густая черемуха, над третьей красовалась кипарисовой стройности рябина, а из четвертой выгнулась дугой верба. Кто сотворил такое чудо? Ведь не сажали же деревья специально? Риги сгорели в войну, это я знаю доподлинно, и гуменники были предоставлены природе. Выходит, сама природа распорядилась, где что посеять.
Так-то оно так. Но мне хотелось верить, что не вслепую похозяйничала тут природа, а каким-то непостижимым образом учла она характер каждого мужика-хозяина и посеяла в память одного яблоню, в память другого черемуху… Не на один же аршин были скроены русские мужики.
Открыл старый блокнот — в нем давние записи. Читаю и дивлюсь: как ново! За окном — весна, и в блокноте — весна. Нынешняя и давнишняя. Все так же зеленеют пожни, одевается лес, половодье спало, после коротких холодов потеплело, а пишу я все это уже другими словами.
Слово — запечатленное чувство. Значит, тогда я чувствовал весну иначе. Полста весен — и ни одной похожей. Пиши каждую — не повторишься. Выходит, природа неисчерпаема. Неповторимы и чувства. Вот почему, читая старые книги, люди вечно дивятся их… новизне.
Солнечный мартовский полдень. Клева нет. Я отрываю взгляд от поплавка, осматриваюсь и… замечаю весну.
С монотонным перекатным шумом несется мимо меня река. Выточенные волной и отшлифованные ветром каменные глыбы отвесного берега глядят на суетливые речные круговерти взором мудрых старцев. В полузатопленные кусты нанесло пахнущей йодом тростниковой крошки, перед кустами — пышное руно из белой пены. Волна плещет о кусты, дробится, пробегает под пенными шубами, руно шевелится, словно и впрямь пасется на реке отара. Сверху, с протянутых над кручей сосновых лап, сыплют звонкие песни зяблики. Пары будто спаянных лягушек замерли в истоме у кромки воды. Из-под одеревенелых серых стеблей репейника выбиваются острые шилья вызывающе зеленого пырея…
Все рядом, все вместе: покой и движение, смерть и рождение. Это единство и есть жизнь.
Повесть рассказывает об участии школьников в трудовой жизни своего колхоза, об их борьбе за сохранение урожая.
В сборник известного советского прозаика и очеркиста лауреата Ленинской и Государственной РСФСР имени М. Горького премий входят повесть «Депутатский запрос» и повествование в очерках «Только и всего (О времени и о себе)». Оба произведения посвящены актуальным проблемам развития российского Нечерноземья и охватывают широкий круг насущных вопросов труда, быта и досуга тружеников села.
Эта книга – увлекательный рассказ о насыщенной, интересной жизни незаурядного человека в сложные времена застоя, катастрофы и возрождения российского государства, о его участии в исторических событиях, в культурной жизни страны, о встречах с известными людьми, о уже забываемых парадоксах быта… Но это не просто книга воспоминаний. В ней и яркие полемические рассуждения ученого по жгучим вопросам нашего бытия: причины социальных потрясений, выбор пути развития России, воспитание личности. Написанная легко, зачастую с иронией, она представляет несомненный интерес для читателей.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».
Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.
Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.