Земля под ее ногами - [204]

Теперь я вижу, что он действительно не в своем уме. Его сознание проясняется ненадолго, а потом снова погружается в долгую, разрушительную спячку, он больше не способен видеть реальность за пределами своих одетых в саван стен.

— Ты ошибаешься, — говорю я ему. — Это бессмысленно, глупо. Просто пой свою песню, Ормус, спой ее и попрощайся.

— Ты не понимаешь, — говорит он, впервые посмотрев мне в глаза. — Тайна ее жизни теперь так же ужасна, как факт ее смерти. Ты был ее другом, Рай. Я знаю, наши пути разошлись, но ты ей всегда нравился. Помоги мне.

Пора уходить. Я пожимаю плечами и качаю головой.

Нет.

Он кричит мне вслед. Место землетрясения, он хочет знать, — там прочно? Этот вопрос заставляет меня обернуться.

— Там все разрушено, если ты это имеешь в виду, — отвечаю я. — Как будто бы ты сфотографировал красоту и потом целенаправленно разрушил всё на снимке. Так это выглядело.

Он качает головой.

— Все кругом истончается, — замечает он. — Не думаю, что земля выживет, она недостаточно прочна. Эти места, где она не выдерживает, эти разрывы, они должны быть полупрозрачными. Ты ведь видел это, правда? Эту хрупкость. Всю эту непрочность.

— Я видел катастрофу, — говорю я. — Я видел место ее смерти.

Ормус сделает все возможное — а может он очень много, — чтобы отыскать призрачного любовника Вины. Он будет обращаться в детективные агентства, предлагать вознаграждения. Когда это станет известно в Нью-Йорке, а значит, везде, люди будут посмеиваться. Он делает из себя посмешище, но ему все равно.

Неоднократно (как я потом узнаю от Клеи Сингх) нанятые им детективы указывают на меня. В этих случаях Ормус лишь смеется, увольняет их и нанимает новых.

Он уверен, что может видеть под поверхностным слоем бытия другую правду, — но не способен видеть то, что происходит у него под носом.

У нас с Ормусом есть нечто общее. Мы оба пытаемся убедить себя в реальности существования женщины, которую любили, стараемся сохранить память о ней, сделать эту память более содержательной. Да, мы оба мечтаем о воскресении, о ее невозможном возвращении из мертвых — нашей Вины, такой, какой она была. Эти желания, однако, ничего не значат. После смерти Вину присвоила себе другая сейсмическая сила. Она пожирает ее, пожирает и извергает обратно в виде тысяч и тысяч ужасающих осколков.

Имя этой силы — любовь.

16. Вина Divina [326]

Конечно же, я всегда знал, что ее любили. Общеизвестные факты из жизни Вины-знаменитости не оставляли никаких сомнений в том, что люди в самых дальних уголках Земли, где она никогда не бывала, были покорены красотой ее голоса; что миллионы мужчин мечтали о ее теле и видели его в своих снах; что женщины самого разного возраста восхищались ее искренностью и были благодарны ей за это, так же как и за ее бесстрашие, ее музыкальность; что, когда она участвовала в кампаниях против голода или за облегчение долгового бремени для стран третьего мира, или в защиту окружающей среды и в поддержку вегетарианства, мировые лидеры, предполагавшие, что смогут взять покровительственный тон в общении с нею, похлопать ее по плечу и забыть о выдвигаемых ею требованиях, сначала чувствовали, что она произвела на них впечатление, затем оказывались в ее власти и шли на значительные уступки, не устояв перед ее интеллектом, целеустремленностью и проницательностью; что она была необычайно знаменита, невероятно фотогенична, ошеломляюще сексапильна и с нею было просто очень весело; и что она была первой суперзвездой века самоисповедания, готовой обнажить свои шрамы, выставить на всеобщее обозрение свою личную жизнь, открыто говорить о своих ранах, ошибках, провалах, она нашла прямой путь к мучимым стыдом и сомнениями сердцам во всем мире, и несмотря на всю ее неординарность, ее влияние и успех, ее воспринимали как совершенно обычную женщину, не без недостатков, но достойную, сильную и слабую одновременно, независимую и уязвимую. Она была рок-богиней золотого века, но, как это ни невероятно, при всем при том она была одной из нас.

Зная все это, я все же оказался совершенно не готов к масштабу всемирного отклика на ее смерть. Она была все-таки «всего лишь певицей, не более того», даже не Каллас и не Сазерленд, а просто популярной исполнительницей, принадлежавшей к «низшему культурному слою», чья рок-группа «VTO» распалась почти два года назад. Ее попытка вернуться на сцену не была триумфальной, ее сольный диск продавался, но не слишком хорошо. Налицо были все признаки гаснущей звезды. Учитывая ее славу, было нетрудно предсказать, что смерть ее будет активно освещаться в прессе, на радио и на телевидении, что где-то соберутся группы ее горюющих поклонников, слезы, зачастую крокодиловы, будут литься ручьем, как и подобает в таких случаях; будут слышны и намеренно желчные голоса профессиональных пловцов против течения, стремящихся запятнать ее память и опорочить ее; можно было предположить даже, что всплывут кое-какие скандальные подробности. Но более бурная реакция была бы абсолютно беспрецедентной. Ретроспективы, альбомы-посвящения, благотворительные взносы, резкий скачок продаж старых дисков, пара концертов в память о ней — и все вернулось бы на круги своя: таковы были обычные, полагающиеся в подобных случаях ритуальные действия.