Земля под ее ногами - [200]

Можете забрать это гребаное фото. А мне верните ее.

К тому же, поскольку этот снимок впервые появился вместе с новостями о том событии, которое я продолжаю называть ее исчезновением, потому что не могу произнести другого слова, — он всегда будет ассоциироваться в сознании людей с тем последним моментом ужаса. Таковы люди. Хотя все мы знаем, что рядом с Виной в ее последний час не могло быть никаких фотографов, мы легко верим в подлинность этого изображения. Моя фотография Вины на колышущейся улице Текилы превращается под давлением потребности людей видеть последние мгновения, под давлением этого глобального проявления Необъятного, в портрет звезды в момент ее — произнеси же это! — смерти.

Так что это своего рода непреднамеренная подделка. Еще один подлог. И несмотря на то что я пытался объяснить, как все было на самом деле, вновь и вновь пересказывая историю этого снимка, никто не хотел меня слушать. Они уже узнали всё, что им было нужно. «Исчезновение Леди». Мир принял решение.

Здесь мы уже были.

Это вертолет, зависший в воздухе над разверзшейся землей. Вот женщина, которую я люблю, она зовет меня из открытой двери. Тогда я полетела. Я не могу лететь, кричу я в ответ. Что? Лети. Пошел ты. Что? Прощай, Надежда.

Вот что говорят люди, когда они не говорят того, что думают.

Тогда я полетела. (Полетели со мной, пожалуйста, ты мне нужен. Не могу поверить, что ты не со мной.) Я не могу лететь. (Любимая, я больше никогда не выпущу тебя из виду, но к черту всё, ты устроила мне веселую жизнь, ты знаешь это? Хочешь видеть мои раны? И теперь это из-за того, что я ставлю работу на первое место. Я скоро приеду, на этот раз ты можешь подождать меня. Если я тебе нужен, ты подождешь. Да, вот так, испытание. Да-а. Может быть, так оно и есть.) Что? (Ты, сукин сын! Ты думаешь, ты можешь так обращаться со мной? О господи, Рай, пожалуйста, брось свои игры, только не сейчас, не сегодня.) Лети. (О'кей, никаких игр. Я люблю тебя, навсегда, за пределами этого мира. Но я должен делать свою работу. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как я тоже буду там. Лети. Я сразу за тобой. Я люблю тебя. Лети.)

Пошел ты. (Я с самого начала не хотела, чтобы ты ехал в Мексику, пошел ты, но ты все равно приехал, пошел ты, я думаю, это что-то доказывает, да-а, но я причинила тебе боль, я была не в себе, в любом случае я была не права, пошел ты, и потом ты помог мне, пошел ты, эта была настоящая встряска, пошел ты, поэтому я поверила тебе, я тебе действительно поверила, пошел ты, потом земля стала двигаться и ты бросил меня, пошел ты, ты занялся своими фотографиями, я могла бы умирать, погибать, но тебе надо было делать свою работу, пошел ты, а теперь ты не хочешь лететь со мной, пошел ты, теперь, когда я наконец поняла что ты нужен мне, пошел ты, я не могу без тебя, пошел ты, может быть я люблю тебя, я действительно тебя люблю, пошел ты, Рай, я люблю тебя, пошел ты. Люблю.)

Что? (Что?!)

Прощай, Надежда. (До свидания, пока, ты, сукин сын, но после этого я больше никогда не отпущу тебя. Наша следующая встреча станет началом нашей новой жизни, той, которая нам отмерена.)

Все эти годы я каждую ночь прокручивал в голове наш диалог, фразы, которые мы выкрикивали там, и теперь я думаю, что Прощай, может быть, на самом деле было так никогда и не сказанным Здравствуй. Надеюсь, что это так. Надеюсь. Даже несмотря на то что такое толкование делает потерю еще тяжелее, а боль просто невыносимой.

Вот что говорит по телевизору пилот: «Сеньора, да, мы доставили ее через горы на побережье, и везде под нами были разрушения, просто сердце разрывалось. Нас не покидали мысли о наших семьях, это так, но мы до конца выполнили свой долг. На вилле „Ураган“ на наши звонки не отвечали, телефон не работал, но она знаменитая особа, она настаивала, чтобы мы летели туда, она все время говорила: „Быстрее, не могли бы вы долететь туда побыстрее“. Ради этой женщины, которой ни один мужчина не может сказать „нет“, мы сделали всё возможное, и, когда мы прилетели на виллу, оказалось, что она, благодарение богу, совершенно не пострадала, — на всей нашей разрушенной родине только этот уголок и остался в целости и сохранности, чтобы принять ее. Как и планировалось, мы приземлились на побережье, у подножия скалы, и сеньора должна была подняться наверх, к „Урагану“. Но на пляже не было никого, кто бы мог отнести ее багаж, — вы представляете, сколько у нее багажа, она ведь модная дама. Конечно, мы могли отнести ее сумки, нет проблем, но поймите, господа, мы ведь беспокоимся и из-за машины тоже; к тому же, признаюсь, мне очень хотелось увидеть еще раз жену и сыновей в Акатлане. И потом, она важная особа, настойчивая, способная убеждать, ну, вы понимаете, поэтому, согласно ее желанию, сумки были поставлены, одна на другую, на первую ступеньку лестницы, которая вела наверх, мы прощаемся, и это всё. Что, простите? Ну разумеется, мы беспокоились за ее жизнь. Именно поэтому мы сделали два круга над виллой и не улетели, пока не увидели того человека, который был там. Нет, к несчастью, никого, кроме знаменитой леди на песке, мы опознать не можем.