Земля, омытая кровью - [31]

Когда девушка ушла, Рыжов сказал:

— В этом батальоне головка крепкая. И комбат, и военком. А секретарь партбюро Мастеров!

И Рыжов рассказал, как секретарь партбюро в острый момент боя за поселок Линдарово, когда выбыл из строя политрук, временно командовавший ротой, дринял командование этой ротой на себя и с возгласом «Черноморцы, за мной!» повел бойцов в атаку. Враг был отброшен, рота вернула свою позицию.

Почему молчала батарея

Под вечер 8 октября я зашел на КП 16–го батальона и застал Красникова угрюмым, задумчивым.

— Эриванский мы взяли бы давно, — сказал он, — да не можем справиться с неприятельской артиллерией… Особенно точно бьет у них одна батарея. Куда бы наши ни передвинулись — сразу накрывает огнем…

— Что же думаете предпринять?

— Корректировщик у них где — то ловко устроился. Надо найти и снять его, — ответил Дмитрий Васильевич.

Сам занимавшийся разведкой еще в обороне Севастополя, он знал, что обнаружить корректировщика — дело очень трудное. Но это надо было сделать во что бы то ни стало.

Вызвав командира взвода разведки И. С. Ельцова, комбат испытующе оглядел его. У того были воспаленные от бессонных ночей глаза, осунувшееся лицо, но, встретив внимательный взгляд комбата, он вдруг заулыбался.

— Что это ты сегодня такой веселый? — насторожился Красников.

— «Кукушку» засекли, товарищ командир батальона! — радостно выпалил Ельцов.

— Да ну! — воскликнул Красников. — Молодцы! Где обнаружили?

Ельцов развернул карту и ткнул пальцем в зеленое пятно:

— Забрался, гадюка, на самое высокое дерево. Оттуда все окрестности видны как на ладони. Мы его разглядели в бинокль. Хотели снять снайперской винтовкой, но раздумали — далековато, как бы не спугнуть… Да и лучше взять живым.

— Конечно! — согласился Дмитрий Васильевич и приказал командиру взвода явиться на КП вместе с разведчиками.

Через несколько минут они предстали перед комбатом. Все вызвались пойти снимать вражеского корректировщика. Но большой группе проникнуть через линию фронта трудно, и Красников решил послать только двоих: Василия Бычкова, в прошлом рулевого эсминца «Отважный», и молодого сноровистого краснофлотца Александра Одноперова.

Ушли они ночью, а утром привели долговязого немца — обер — лейтенанта.

Разведчики рассказали, как они его захватили.

Бесшумно подкравшись в темноте к дереву, на котором каждый день орудовал корректировщик, Бычков и Одноперов старательно замаскировались. Пролежали неподвижно около двух часов. На рассвете послышались шаги. Обер — лейтенант подошел к дереву, огляделся. Не заметив ничего подозрительного, он закинул за плечо зачехленную стереотрубу и по ступенькам, приколоченным к стволу, стал подниматься вверх.

Бычков дал знак Одноперову, оба мигом подскочили к дереву и дернули фашиста за полу шинели. Тот с шумом свалился на землю, вскрикнув от неожиданности. Больше он не издал ни звука, оглушенный ударом по голове. Очнулся уже связанным.

В то октябрьское утро неприятельская батарея молчала, оставшись словно без глаз. А батальон Красникова возобновил штурм Эриванского. После ряда коротких схваток на подступах к поселку моряки ворвались на окраину.

Краснофлотец Андрусенко принял командование

Стреляя на ходу, морские пехотинцы перебегали от дома к дому. Вдруг вблизи атакующих разорвался снаряд, за ним другой, третий. Бойцы залегли, расползлись по укрытиям. Вслух гадали:

— Откуда бьет, проклятая?

— Кажется, вон из того сарайчика, правее белой мазанки…

— Нет, не из сарайчика… Товарищ командир, пушка на кукурузном поле. Смотрите — маскировочная сетка! — крикнул краснофлотец Василий Андрусенко.

Пушка снова выстрелила, и краснофлотцы увидели над кукурузой голубое облачко дыма. Все инстинктивно припали к земле. Снаряд со свистом пронесся над головами и разорвался позади цепи моряков. Следующий взрыв раздался впереди.

— В вилку берут, гады!

— Вперед! — приказал командир.

Моряки пробежали еще и укрылись за холмом.

— А теперь надо пушке капут сделать. Товарищ командир, разрешите попытаться! — снова крикнул Андрусенко.

Получив разрешение, он пополз по канаве за околицу села. Моряки замерли в ожидании. Томительно тянулись минуты. Но вот в поле один за другим раздались два взрыва гранат, над кукурузой взметнулись облако дыма и комья земли. В следующий миг затрещал автомат.

Рота устремилась к центру поселка. Из окон домов, из дворов и сараев сыпались беспорядочные вражеские выстрелы, но они уже не могли остановить атакующих.

Высовываясь из погребов и сараев, перепуганные женщины подзывали к себе моряков, указывали, где укрылись гитлеровцы.

Неожиданно на улице появился небольшой обоз, двигавшийся навстречу роте. Рядом с первой повозкой шел румынский солдат с поднятым на кнутовище белым лоскутом. Позади обоза шествовал с автоматом в руках морской пехотинец.

— Андрусенко! — узнали его краснофлотцы. — Вот так диво!

— Никакого дива, — широко улыбаясь и приветствуя друзей, отвечал Андрусенко. — Эти вояки давно сидели в сарае и ждали, когда их возьмут в плен… После того как разделался с пушкой в кукурузе, я пробирался сюда задворками, а они меня заметили из сарая и стали звать. Сначала не понял, оторопел от страха: высунулась — то из сарая целая компания их. Потом вижу, прилаживают к кнутовищу белую тряпку. Так и быть, принимаю командование и веду.