Земля обетованная - [6]

— Она когда-нибудь путешествовала без тебя? Раздельные отпуска и тому подобное?

— Нет, Господи, она может заблудиться в телефонной будке. Я хочу сказать, что она очень боялась путешествовать. Куда бы мы ни отправлялись, я всегда был рядом.

— Итак, ты оказался на ее месте — ни специальности, ни опыта путешествий, ни другой семьи, кроме вашей. Куда бы ты отправился?

Он пожал плечами.

— Она взяла с собой денег?

— Совсем немного. Я дал ей деньги на еду и дом в понедельник, а она убежала во вторник, успев купить, однако, припасы на всю неделю. У нее не могло остаться более двадцати долларов.

— О'кей, возвращаемся к вопросу, куда она могла отправиться. Она нуждается в чьей-то помощи. На двадцать долларов не разгуляешься. К кому из друзей она могла поехать?

— Ну, могу сказать только, что большинство ее друзей это и мои друзья тоже. Понимаешь, я знаю мужа, она знает жену. Не думаю, что она спряталась у кого-то из них. Кто-нибудь из ребят давно сообщил бы мне.

— Незамужняя подруга?

— Мне кажется, я не знаю никого, кто не был бы замужем.

— А твоя жена?

— По-моему, нет. Но я ведь не фиксировал каждое ее движение. По-моему, кое-кто из ее подруг по колледжу до сих пор не вышли замуж, хотя некоторые из них были совсем недурны.

— Можешь мне назвать их имена, последние известные адреса и тому подобное?

— Господи, не знаю. Попытаюсь, но на это уйдет какое-то время. Я действительно практически ничего не знаю о том, чем она занималась в течение дня. Может, писала кому-нибудь из них? Не имею понятия.

— Хоть кто-нибудь из ее подруг живет рядом?

— Не знаю. Спенсер. Быть может, Милли знает.

— Твоя дочь?

— Да, ей уже шестнадцать. Достаточно, чтобы они говорили между собой, делились секретами и тому подобное. Может, она знает что-то полезное для тебя. Позвать ее?

— Да. Старые счета за телефонные переговоры, письма и подобные вещи могут явиться для нас ключом к разгадке. И еще мне нужна ее фотография.

— Хорошо. Я позову Милли, а сам поищу счета и письма, пока ты с ней разговариваешь.

Вот так! Он вчера не поехал домой и не занялся тем, что ему было сказано. Возможно, мне не хватает качеств лидера?

По виду Милли можно было понять, что ее не радует перспектива беседовать со мной. Она села за стол и принялась безостановочно крутить перед собой пустую кофейную чашку отца. Шепард отправился на поиски телефонных счетов и писем. Милли ничего не говорила.

— Милли, у тебя есть какие-нибудь мысли по поводу того, куда могла отправиться мать?

Она покачала головой.

— Ты не знаешь или не хочешь говорить?

Она пожала плечами, продолжая аккуратно вращать чашку.

— Хочешь, чтобы она вернулась?

Она снова пожала плечами. Когда я привлекаю на помощь все свое обаяние, женщины плавятся, как масло.

— Твое мнение, почему она убежала?

— Не знаю, — ответила она, уставившись на чашку, — наверное, начинала открывать мне свое сердце.

— Ты бы убежала на ее месте?

— Я не стала бы бросать своих детей, — сказала она, сделав некоторое ударение на слове «своих».

— Ты бросила бы своего мужа?

— Его бы я бросила. — Она мотнула головой в сторону двери, за которой скрылся отец.

— Почему?

— Полное ничтожество.

— Что же в нем особенно ничтожного?

Она пожала плечами.

— Слишком много работает? Проводит слишком много времени вне семьи?

Она снова пожала плечами.

— Милая, на углу, рядом с которым я привык околачиваться, если кого-нибудь называют ничтожеством, принято объяснять почему, особенно если речь идет о члене семьи.

— Вот уж важное занятие, — фыркнула она.

— Одна из особенностей, по которой дети отличаются от взрослых.

— Кому хочется быть взрослым?

— Я был и тем и другим, быть взрослым понравилось мне больше.

— Конечно.

— Кто лучшая подруга твоей матери?

Она пожала плечами. Я уже стал подумывать о том, чтобы встать и вышвырнуть ее в окно. На мгновение мне стало легче от этой мысли, но люди, вероятно, посчитают меня хулиганом.

— Ты любишь мать?

Она подняла глаза к потолку и вздохнула:

— Конечно.

Она снова стала разглядывать кружки, оставленные донышком кофейной чашки. Быть может, мне стоило вместо девчонки выбросить в окно чашку.

— Откуда ты знаешь, что она не попала в беду?

— Я не знаю.

— Откуда ты знаешь, что ее не похитили?

— Я не знаю.

— А может быть, она больна?

О, богатство моего воображения! Быть может, она в плену у загадочного темного графа, в замке на английских болотах. Должен ли я говорить ребенку о подобной участи, которая предпочтительнее смерти?

— Не знаю. Отец сказал, что она сбежала. Кому, как не ему, знать об этом наверняка?

— Он ничего не знает, только предполагает. И присущим ему ничтожным образом пытается оградить тебя от еще больших волнений.

— Тогда почему бы ему не узнать наверняка?

— О, мысли гигант, освети нам дорогу. А зачем, по-твоему, он нанял меня?

— Тогда почему и вы ничего не знаете? — Она перестала вращать чашку.

— Именно сейчас я и пытаюсь все выяснить. Почему бы тебе не оказать мне помощь? До этого момента твой вклад в ее спасение составил четыре ответа «не знаю» и шесть пожиманий плечами. Плюс разговор о том, что твой отец — ничтожество, но ты не можешь объяснить причину.

— А если она на самом деле убежала и не хочет возвращаться?