Земля незнаемая - [3]

Угревшись, Боняк задремал, и душа его перенеслась в родное кочевье, в юрту младшей жены. Красавица хазарка, как степной цветок, тонка и стройна, пела ему свои песни, и голос её звенел как тетива лука.

А потом душа Боняка встретилась с отцом, и хан-отец сказал ему: «Щенок, ты не умеешь управлять. Твои воины ожирели, а вежи обеднели».

Боняк озлился за эти обидные слова и пробудился. Рассветало. Перед ним стоял его брат по отцу хан Булан и говорил:

— Встань, Боняк. Не время спать. Урусы совсем рядом. Они заступили дорогу на Переяславль.

В Переяславле князь Владимир держал с воеводами совет. В трапезной переяславского боярина Дробоскулы за дубовым столом сидели Александр Попович, Андриха Добрянков и Ян Усмошвец.

— Будем ли выходить в поле, воеводы, либо за стенами отсидимся? — попеременно глядя то народного, то на другого, спросил Владимир, восседавший в торце стола.

Первым ответил меньший по годам Ян:

— Выйти, силой на силу ответить.

— Верно, — поддержал Андриха. — Только место, где станем, надобно загодя сыскать да засадный полк тайно посадить, чтоб с крыла по печенегам ударил.

Владимир согласно покачал головой, пригладил бороду:

— Ну а что ты скажешь, воевода Александр?

— Я тоже, что и Ян с Андрихой. И ко всему мыслю я, что стать нам надобно за Кудновым сельцом, где путь пролегает меж лесами. Там орде не развернуться, а мы с правой руки и с левой засадные полки выставим.

Вошли боярские холопы, внесли брашно[10], ендову с мёдом, поставили на стол и удалились. День кончался. Последние лучи заглядывали сквозь проделанные высоко в стене оконца.

Владимир к еде не притронулся, поднялся:

— Полк правой руки возьмёшь ты, воевода Александр. Тебе ударить в левое крыло печенежской орды. Ты, воевода Андриха, бери полк левой руки и бей в правое крыло. А в засаде тебе сидеть до той поры, пока не увидишь, что нам с Яном уже невмоготу… В ночь надобно быть на Кудновом поле и от орды засадный полк укрыть.

Воеводы вышли следом за князем, и вскоре из Переяславля в сторону печенежских степей двинулась русская рать.

Орда изготовилась к бою. Боняк с седла осматривал русские полки. Солнце слепило глаза, и он прикрылся ладонью. Конь под ханом плясал, и Боняк, срывая зло, огрел его меж ушей плёткой.

Боняку было отчего злиться. Разве думал он, что успеет князь Владимир собрать силу. Вот он впереди русской дружины. Хан безошибочно узнает его по позлащённому шлему и красному корзно. Позади возвышается стяг. Но почему у Владимира маленькая дружина? По ту и другую руку от князя не гридни, а люд ремесленный. Дружина вон она, за Владимиром на конях.

Боняк настороженно поглядел в сторону темневших лесов, что вытянулись обочь русского крыла. От урусов всего можно ожидать. За спиной брат, будто догадавшись, о чём он думает, сказал:

— Не таятся ли там урусы?

Боняк снова вглядывался в лес, но зоркие глаза его ничего подозрительного не видят. Там всё тихо, и хан успокаивается. Он оборачивается и с удовлетворением смотрит на своих воинов. Они ждут его сигнала. Сейчас он поднимет руку, и первая тысяча ринется на урусов, за ней другая, третья. Они сомнут урусов, погонят, посекут и откроют путь на Киев. Приподнявшись в седле, Боняк крикнул пронзительно:

— Те урусы ваши рабы! Вы продадите их на невольничьих рынках, а их жены будут вашими.

И воины услышали своего хана. Дико визжа и гикая, орда ринулась на дружину Владимира. С высоты седла Боняку видно, как русские ощетинились копьями. Вот печенежская лава докатилась, сшиблась, и пошла сеча. Вон развевается красное корзно Владимира. Оно то мелькнёт, то снова затеряется, и хану кажется, что русского князя уже зарубили. Но корзно снова выныривает меж печенегов.

— Храбро бьются урусы, — с досадой промолвил Боняк.

Позади хана замерла в напряжении ханская сотня. Это отборные воины, самые смелые. Его, Боняка, охрана. Они помчатся за своим ханом в бой, как только русские не выдержат и побегут. Боняк вздрогнул. Ему показалось, что русская рать отходит. Он присмотрелся. Брат сказал:

— Бегут урусы, — и поднял саблю.

Боняк тоже потянулся за саблей, но не успел обнажить, как в обхват печенегам ударил в спину верхоконный засадный полк. Не ждали печенеги, поворотили коней обратно, а русские догоняют, рубят. Хотел Боняк ринуться на дерзких урусов, повернулся, чтоб кликнуть сотню, а она уже скачет прочь с места боя. Потемнело от злости в ханских глазах. Не помнит, как брат схватил его коня за узду, как ускакали от преследователей. А русские до самой Сулы гнались за печенегами.

2

Чуть свет пробудилась торговая Тмуторокань. Едва-едва заиграли первые блики. Свежо. От моря потянуло туманом, разорвало, и видно стало крепостные стены, с Сурожа бревенчатые, от степняков из камня сложенные, стрельчатые башни и кованные медью городские ворота, Потускнела от времени медь, не блестит под солнцем. На крепостной стене срубы поросли мхом, и бойкая трава то тут, то там пробилась меж дубовыми брусьями.

Красив и многолюден город. Белые мазанки, крытые морской травой либо черепицей, убегают на две стороны от крепости. На центральной площади церковь. На посаде торжище, пожалуй, не менее киевского. Тут тебе и охотный ряд, и пушной, где торг ведут скорой