Земля несбывшихся надежд - [93]

Со второй степенью максимум, на что мог рассчитывать Лакшмнан, было место чиновника по трудоустройству в Правительственном ведомстве, но даже этот вариант был для него закрыт, так как в то время там не было вакансий. Я получила третью степень, и директор школы предложил мне должность учителя. Мама была довольна, и я стала учить детей.

Лакшмнан был взбешен и разочарован. Я помню, как он часами нервно и торопливо метался взад и вперед по гостиной, как обезьяна в клетке. В другие дни он сидел в гостиной и бесконечно курил, рассеянно тарабаня пальцами по деревянному столу, глядя в никуда, перед горой беспорядочно разбросанных пустых пачек из-под сигарет и пепельницей, полной погасших окурков. Много недель он разглагольствовал и бушевал по поводу того, как ему не везет, и затем, наконец, стиснув зубы от злости, присоединился ко мне — работать учителем. Это было плохое решение. Как он ненавидел преподавание! Проходя по коридору мимо его класса, я видела, что он ведет урок со сжатыми кулаками.

Система образования в наши дни работала так, что к работе учителя вас готовили три месяца. Каждые выходные нужно было ехать в другое место, где и проходила подготовка. Лакшмнан захотел проходить такую подготовку в Сингапуре. Но тянулся он на самом деле не к знаниям, а к ярким городским огням. Он был по-настоящему захвачен этой идеей и впервые почувствовал себя человеком, особенно после постоянных конфликтов со всеми нами. Ему было так тяжело и он так долго был несчастлив, что мама решила отправить его в Сингапур. Ей было жалко видеть его сидящим в гостиной, нетерпеливого и беспокойного, курившего пачку за пачкой сигареты. В тот день они сидели в гостиной и обсуждали организационные вопросы воплощения этой идеи.

Мой брат Севенес читал в спальне книжку комиксов, когда внезапно в голове его раздался голос. Комиксы неожиданно вывалились из его задрожавших пальцев. Это был голос, который он ждал столько долгих лет, что почти забыл его. К нему обращалась она. Он выскочил из кровати.

«Не дайте ему уехать», — сказал голос.

Он немедленно побежал в гостиную и порывисто объявил, что Мохини сказала ему, что Лакшмнан не должен ехать. Сначала на лице Лакшмнана отразился шок, потом боль, жуткая боль. Он по-прежнему никогда не вспоминал о ее смерти. Даже простое упоминание ее имени заставляло его выходить из комнаты.

— Какая невероятная чушь! — закричал он, подпрыгнув на стуле.

— О чем ты говоришь? — спросила мама, побелев, как цветок миндаля.

— Я только что слышал, как голос Мохини очень отчетливо сказал: «Не дайте ему уехать», — ответил Севенес.

— Ты уверен в этом? — спросила мама. Лоб ее обеспокоенно нахмурился.

— Я не верю этому. Мохини вернулась из мертвых с советом, как мне распоряжаться своей жизнью? Это смешно, и я не могу поверить, что ты принимаешь во внимание этот вздор, — затараторил Лакшмнан. И по-детски взорвался: — В этом сумасшедшем доме я никогда не могу сделать то, что хочу.

— Почему ты так сердишься? Подожди минутку, — попыталась остановить его мама, но Лакшмнан сделал то, что обычно делал в таких случаях. Он выскочил из комнаты и в неконтролируемом порыве с яростью ударил сжатым кулаком по сложенным кирпичам.

Конечно, Лакшмнан уехал в Сингапур. Мама страдала, но чтобы противостоять его все вокруг сокрушающим кулакам и скрипящим зубам, нужно было обладать гораздо более жестким сердцем, чем у мамы, которая приберегла для своего любимца самую мягкую его часть. Она отправила его с чемоданом, полным новой одежды и его любимых острых закусок. Поначалу он писал домой довольно часто бодрые письма, полные описаний повседневных дел, и казалось, что, в конечном итоге, мама приняла правильное решение, отпустив его. Но вскоре оказалось, что права была Мохини. Без всякого предупреждения письма прекратились. Через два месяца пришла почтовая открытка без какой-либо информации, а потом вообще ничего. Мама начала беспокоиться и волноваться, думая уже, что ни за что не должна была отпускать Лакшмнана. При постоянно плохом настроении ее раздражало буквально все. Бедный отец, мне кажется, много недель даже не смел заговорить с ней.

Потом наступил момент, когда мама уже не могла дольше ждать. Она попросила одного из товарищей сына, чтобы тот узнал, что происходит с ее первенцем. Тот вернулся с новостью о том, что Лакшмнан стал игроком. Его видели в клубах для игры в ма-джонг в самых худших районах Чайнтауна. В этих сомнительных местах он быстро пристрастился к игре, и эта страсть приобрела над ним такую власть, что у Лакшмнана буквально слюнки текли при звуке щелканья фишек для ма-джонга. Он проигрывал все свое жалованье и забывал посещать лекции для учителей. Директриса его курсов, помня о его росте, горящих глазах и способе решения вопросов с помощью кулаков, быстро перевела его в крошечную школу на маленьком рыбацком острове за пределами материкового Сингапура, чтобы ей лично не пришлось иметь дело с регистрацией его плохой посещаемости. В той маленькой деревне только-только появилось электричество.

Лакшмнан решил покончить со всем этим и сбежал.

Он ненавидел все это и уехал сразу же, но, без средств, мог спать только на полу в доме приятеля. К тому времени у него накопились огромные долги. Семья не могла поверить таким невероятным вещам, о которых спокойно рассказывал посторонний человек в перерывах между прихлебываниями маминого чая.