Земля несбывшихся надежд - [49]

Именно профессор Рао научил нас носить с собой кусок кремня в кармане. Когда мы находили камень, сначала били по нему кремнем, и если камень поддавался, это означало, что его можно отполировать до блеска грубым сукном. Таким образом мы с Мохини заполнили почти до краев старый деревянный упаковочный ящик красиво отполированными разноцветными камнями. В моих детских глазах закрытый ящик под домом походил на самое настоящее сокровище, равное по ценности даже профессиональной коллекции камней, кристаллов, окаменелостей и самоцветов профессора Рао.

Равное его распиленным и полированным полусекциям жеод, скромных каменных яиц, толстые внешние стенки которых были покрыты причудливыми рисунками, образовавшимися из-за быстрого охлаждения, а великолепные полости заполнены кристаллами глубокого фиолетового цвета. Равное даже его трехфутовой аметистовой пещере, в которую легко поместится вся моя голова. Равное, я был уверен, его необыкновенно большому лингаму из черного турмалина, имеющему форму фаллоса, который считается у индусов символом бога Шивы. И равное, как я думал, куску янтаря с пойманным в ловушку насекомым внутри. Я не забыл принять во внимание отвратительный драматический фактор предсмертной борьбы насекомого.

Я лежал на ковре из зеленых и желтых листьев в нашем саду за домом, не завидуя его раковинам морских ушек и коралловым деревьям с драгоценными четками. Но теперь, когда я смотрю на содержимое нашего ящика, мне хочется плакать. Все, что я вижу, — это поле, полное пыльных камней. Грустное напоминание невинного, счастливого времени, когда можно было проводить часы напролет, тщательно полируя камни, чтобы обнаружить скрытые в них включения. Время, столь же мимолетное и неповторимое, как крылья бабочки, когда камни невероятного лазурно-синего, как самый глубокий топаз, и приятного розового цвета лежали в моей ладони.

Каждую неделю мы оставляли наши шлепанцы перед домом профессора Рао и поднимались по короткой лестнице в его пещеру Аладдина. На пороге он приветствовал нас в своей белой набедренной повязке — дхоти. Его руки смыкались подобно бутону лотоса в самой благородной форме приветствия, глаза говорили о тысяче добродетелей и на высоком лбу был отпечаток ступни бога, святой прах в форме буквы U.

— Входите, входите, — предлагает он нам, довольный появлением своих слушателей.

Внутри его прохладного дома мы разжимали свои крепко сжатые кулаки и предлагали еще теплые камни на рассмотрение Рао. С серьезным видом профессор брал наши камни пинцетом и разглядывал их один за другим через ручную лупу. И хотя мы с Мохини наверняка чаще всего приносили барахло, профессор Рао клал наши камни с большой осторожностью в специальный лоток, прежде чем отнести их в другую комнату, где в темных бутылках хранились яды, которые он использовал для определения минералов и камней. Он выносил бутылки, интригующе помеченные скрещенными костями и черепами и специально купленные у заграничных торговцев, и аккуратно помещал по капле бесцветной жидкости на принесенные нами камни. Мы смотрели не мигая. И достаточно часто при этом в течение нескольких чарующих мгновений наши камни шипели, дымились и покрывались пятнами или вспыхивали самыми яркими цветами.

После этого его жена, угрюмая женщина, давала нам очень сладкий чай и превосходный мраморный пирог. На кухне она слушала фривольные тамильские любовные песни, нов гостиной профессора Рао могла звучать только строгая классическая музыка Сиагараджа. Пока мы уминали тонко нарезанный пирог, профессор открывал серебряную коробку с маленькими отделениями для листьев бетеля, гашеной извести, ореха ареки, кокосового ореха, кардамона, гвоздики, анисовых семян и шафрана. Невероятным способом и очень изящно он зажимал точные количества каждого компонента своими длинными, как у пианиста, пальцами, вкладывал в ярко-зеленый лист, свернутый в форму конуса, и закалывал его единственной гвоздикой.

С листом бетеля во рту он брал нас с собой в путешествия, показывая нам то пузырящуюся магму за сотни миль под нашими ногами, то подземные пещеры, где уже миллионы лет лежат алмазы. Его мягкий голос плавно переносил нас в огромные залы, украшенные зеленым мрамором из Спарты, желтым мрамором из Намибии и фресками Мелигера и Аптимена и в которых на высоких стенах висели масляные лампы и венки душистых листьев и фиалок. Там профессор Рао укажет на хозяина — римлянина, который специально собрал такие экзотические яства просто потому, что они редки и дороги, а этот римлянин — богатый гурман. Рабы расставляют на длинных банкетных столах серебряные блюда с певчими птицами, попугаями, голубями, фламинго, морскими ежами, морскими свинками, языками жаворонков, матками бесплодных свиней, копытами верблюдов, гребешками петушков, тушеным козленком, жареными устрицами и дроздами в яичном желтке.

— Смотрите, — говорит профессор Рао, — они едят руками. Точно так же, как и мы.

Изумленные, мы смотрим, как музыканты, поэты, пожиратели огня и танцующие девушки проходят и проходят, пока, Наконец, не заканчивается второй круг, и гордый хозяин поднимает инкрустированный аметистом кубок, крича: «Пусть начнется пир!» После этих слов рабы опускают в серебряный кубок каждого гостя кусочек аметиста, название которого с греческого переводится как «неотравленный».