Земля необетованная - [10]

– Скажешь тоже – ненавидим… – недовольно пробурчал Архип. – Жидами, говоришь, обзываем… Ну, обзываем, и шо – не со зла, поди. А шо с голодухи мёрли… Так не тилько ж вы, а все. А года те неурожайными были. Забыл? Все мёрли от голода, и татары, и русские, и евреи… Продразвёрстка?!.. Не бреши. Её ж отменили – продналог теперича. Коль излишки завелись – продавай государству, хто мешает?

– Излишки?!.. Откудова они появятся?.. Продналог?!.. Хрен-то редьки не слаще. И щас, шо – лучше? Нечего покласть в тарелку… – возразил Лейб Гершель. – Нет, вы мине, сосед, удивляете… А погромы и избиения евреев? Где защита?

– Так был же один ваш защитник – Мишка Япончик. В девятьсот пятом, кажись… Писали в газетах, в Одессе вас защищал, – позлорадствовал Архип.

– Таки я и говорю: евреи – братья! Этот Япончик – Мойша Винницкий, тогда ещё не шибко бандитствовал: слабых защищал. Да скурвился потом. А как не скурвиться… Голод… Разруха… Хохлы по углам шепчутся, мол, мы – евреи, виноваты во всём. А вы, «не жиды», – хохлы и прочие, каким местом думаете, кады церкви громите и стреляете священников? Чем вы лучше этого самого Япончика? Тилько Мойша пистолетом грабил, а большевички – декретами и комиссарами.

Архип пожал плечами, и промолчал.

– Ага, молчишь! А говоришь, зачем в Крым тащусь.

Но тут Архип не выдержал.

– А вы – рожи еврейские, едрён корень, в стороне были, чи шо? То ж сопатка-то в крови. Комиссарша ваша Роза Залкинд17 кровушки попила, поди, знатно. Голытьба наша первая записалася в комиссары и комитеты бедноты. Излишки-то зерна они выкапывали у нас – работящих мужиков, а вы – евреи, анонимы куды надо строчили, потому как, грамоте обучены поболе нас. Болтаешь, Лейб, чего не попадя… – раздражённо высказался Архип.

Затем помолчав, уже более миролюбиво, без злобы, добавил: – Мужик не должён выпихивать слова из себя, там, где на то надобности нету.

– Да что Роза?.. – вспылил Лейб. – Одна что ли?.. Как белых-то погнали, эти, как их – Мате Залка и Бела Кун, кажись, – венгры… Что творили в Крыму… – насупившись, выкрикнул Лейб. – Немцы в восемнадцатом того не делали. Жуть…

На что Архип философски пробурчал: – Власть совецка ишо не окрепла. Чё винить-то?.. Чё лаяться…

– Не имею сказать красиво, скажу по себе. Нема, Архип, здравого смысла у нас – человеков. Поступаем, як Бог на душу положит. А почему?.. Слаб человек и жаден до крови! Ему волю тилько дай… таки стоко наворотит?!.. Наследники веками разгребать будут. Вот ты, Архип, хучь не нашей крови, а ухи-то свои открой, да послухай. Говоришь, чё тащусь с малым дитёнком? Отвечу… Совецка власть теперича обещает нам – евреям, жисть новую дать, землицы в Крыму отписать. Поди, тыщу лет евреи прав не имели землёй владеть, всё ждали землю обетованную нам Всевышним. А тута Господь сподобил совецку власть и та дала таку возможность… Евреи поверили и ломанулися в Крым… Вот и меня позвали наши соседи в коммуну «Га-Мишмар18», говорят, недалече от Джанкоя. Я тебе так скажу. После кровавых банд в наших краях я, почитай, еду из последних. Многие-то в Палестину кады ещё уехали…

Архип обернулся и степенно, как человек бывалый, всё знающий, произнёс: – «Га-Мишмар»?.. Бывал там – знаю ту старую деревню. В трёх четырёх верстах от Кучук-Таганаша. Точно, там теперича живут евреи.

Он покачал головой и с сочувствием, добавил: – Однако, завидовать тебе Лейб, неча. Сиваш вокруг – гиблые места. Тама многие пыталися дело сладить… Ну, да коль землю дают, чё не попробовать! Побудешь, посмотришь, а не понравится, езжай подальше – под Евпаторию, найдёшь хутор Сукур-Кую, тама нынче поселилися евреи из житомерщины. Я им дёготь вожу.

– Как ты говоришь?.. Сёкур…

– Сукур-Кую… С татарского – «слепой колодец», «сухой колодец». Татары так называют колодцы, из которых ушла вода. Може и ты пригодишься тама. Портной же… Не понравится тама, езжай в коммуну «Хаклай», тож не далеко от Евпатории. Да их много теперича в Крыму этих колоний. Вы же их называете «кибуц». Только везде трудно тама. Это тебе не Кривое Озеро, где земля словно пух, и воды вдоволь.

И чтобы совсем не огорчать соседа, успокоил: – Своя земля – это хорошо!

Лейб Гершель кивнул, слегка приподнялся, и рукой показал куда-то вдаль. – Красота!.. Природа она ить её и творит. Чтобы в природе не делалось – всё на земле красиво. Вона её землицы сколько, пахай – не хочу. Супруга моя, Руфа, быстро разберётся где поселиться.

Затем, глядя на сына, блаженно пускавшего пузыри из носа, он убрал от его лица несколько соломинок, и с грустью произнёс: – Спи Сёмочка, спи. Таки в жисть новую едем, набирайся сил. Оправдай поверье еврейское: «Сыновья – наследие Бога»! И довольный собой, Лейб опять завалился на свой узел.

– И в правду, чё ж не ехать, коль землю нам бесплатно раздают? Кады такое было? Буду на своей землице пахать и ораву свою кормить. Хватит иголкой руки тыкать.

– Ой, насмешил, Лейб! Пахарь мне нашёлся! Что-то я не видел вашего брата с сохой на поле. Коль и будет вам дадена земля, вы же наймёте нас – мужиков русских и хохлов на ней работать. Шо руки у вас растут откудова им надо расти и башка варит почище нашего – то верно, не спорю. Ремёслами всякими владеете. Для вас что главное? – лихва! Вы, ой как деньги любите! А земля?!.. Где земля, а где вы – евреи. Вам же главное – продать, купить, и снова продать. А земля-матушка, она терпения требует, пота и мазолей. Тута Лейб, парою слов не отвертишься и златом шибко не разживёшься.