Земля недостижимая. Сквозь тюремное окно - [5]

Спас: Необразованный — это такой человек, который изгнал образ, то есть

лик Божий из своей души и румянец стыда с лица своего. Как, например, когда медники нападут на землю свинопасов и, ценя свиней выше людей, отнимут у народа всех свиней, да еще и все котлы и все колеса, и отправят в свою страну.

Председатель (резко): Следи за своими словами, Спасович! Скажи по–другому, что ты хотел сказать.

Спас: Я хотел сказать, что Ранке и Гете лучше думали о сербах, чем господин оберштурмбанфюрер.

Гестаповец: Не важно, что древние немцы думали о вас и обо всех остальных. Они жили в зачарованном кругу ложной и унижающей религии. Важно, что наш победоносный Вождь совершил переворот в истории немецкого народа и в истории мира. Он переоценил все ценности и, отбросив грязь, выбрал золото. Он есть начало новой истории немцев. Он возвел немецкий народ на пьедестал господствующей нации, как и должно быть. Ты понял?

Спас: Любой вождь любого крещеного народа, который, отвергая Христа, хочет осчастливить свой народ, приведет свой народ не в счастливую землю обетованную, но в призрачную Землю недостижимую, откуда нет возврата. Это неминуемо и неизбежно.

Гестаповец побледнел от гнева и нацелил Вальтер в грудь Спаса Спасовича, крича:

— Эта скотина оскорбляет нашего Фюрера! Его надо судить вот как…

Тут доктор Адлер схватил его за руку, но пистолет выстрелил, пуля попала в окно, и стекло разлетелось вдребезги.

Председатель: Коллега, я не могу не удивляться, зачем вы задаете обвиняемому такие общие вопросы, по которым он имеет право думать что угодно? Зачем вы отдаляетесь от нашей темы? А тебе, Спасович, еще раз строго напоминаю, чтобы ты не смел больше оскорблять национальные чувства немцев. Давайте, господа следователи, вернемся к делу.

Следователь: Все заключенные из барака N99 признают, что радовались в ту ночь, когда услышали о гибели Гитлера. Они утверждают, что старший по бараку Спасович радовался вместе с ними.

Председатель: Что ты можешь ответить на это, Спасович?

Спас: Действительно, все мы в ту ночь радовались, но не смерти Гитлера, а предчувствуя скорое возвращение на родину.

Следователь: Это просто казуистика. Спас: Ничуть не бывало, господин следователь. Радость всех моих людей была естественна и незлобна. Тоска по родине и по своим семьям мучила их и иссушила больше, чем все беды лагерной жизни. Они радовались той самой радостью, какой радовались бы, если бы пришел сам Гитлер и сказал: «Вы свободны, идите!» Они были бы одинаково благодарны и мертвому, и живому Гитлеру, только бы их отпустили на свободу.

Председатель: Это ты, Спасович, по своему обыкновению, хочешь оправдать своих людей, которых, знаю, любишь. Однако на судебном языке это называется ложью.

Спас: Говоря неправду, я лишь повредил бы самому себе, как если бы я украл или убил.

Следователь: Двадцать пять человек из барака N99 попытались бежать сегодня ночью, но были схвачены и расстреляны. Если бы они считали себя такими невинными, как их представляет обвиняемый, они не убегали бы от праведного суда. Однако они бежали, потому что знали, что виноваты. Скорее всего и обвиняемый Спасович сделал бы попытку к бегству, если бы получил такую возможность.

Председатель (взволнованно): Я не верю, что Спасович попытался бы бежать, даже если бы со всех ворот был бы снят караул.

Следователь испытующе и недоумевающе взглянул на доктора Адлера.

Спас: Благодарю вас, господин полковник, что сказали обо мне правду. От судьбы не уйдешь. И мои друзья, если они и вправду пытались бежать, в чем я… поступили глупо. Но их поступок можно объяснить страхом за свою жизнь. Узнав, что старший по бараку схвачен и предан суду, они, естественно, испугались за себя.

Первый судья: Почему ты не воспрепятствовал дикому веселью в твоем бараке или не заявил об этом немецкому начальнику охраны?

Спас: Я не помешал общей радости и не заявил о веселье в бараке потому, что это было выражение тоски по Родине, а не мстительность. Веселье моих людей ни на политическую ситуацию не повлияло, ни судьбу немецкого народа не изменило, и не нанесло никому ни малейшего вреда. Поэтому я беру на себя смелость просить вас, господа судьи, как людей просвещенных, не придавать большого значения этому стихийному веселью и пощадить моих людей. Расстреляйте одного меня, но не потому, что я и вправду виноват, а чтобы вы освободились от своих сомнений. Для меня будет радость умереть ради друзей своих, а им будет радость остаться в живых. Своей смертью я ничего не теряю, а они и вы что‑то приобретете — хотя бы иллюзию пользы.

Первый судья: Ты фантазируешь и плетешь чепуху. Если ты намеренно фантазируешь, мы тебя расстреляем, если ненамеренно, отправим в сумасшедший дом.

Спас: Поступайте со мной так, как считаете нужным. А что касается фантазий и реальности, подумайте и решите, кто больший реалист: тот, кто видит Луну за триста тысяч километров над Землей, или тот, кто смотрит на ее отражение в луже у себя под ногами и видит, как она из воды смеется над тем, кто хочет ее рукой схватить?

И в эту ночь с понедельника на вторник было расстреляно 25 узников барака N99.