Земля надежды - [20]

Джей отправился к своему жилищу раздобыть бочки для упаковки растений.

Они работали до темноты. На следующий день работа продолжилась.

Они оборачивали черенки влажной тканью и обкладывали их землей, затем слоями укладывали в бочки, перекладывая мокрыми тряпками и листьями, упаковывали семена в сухой песок и запечатывали крышку.

Когда все было сделано, у Джея в итоге оказалось четыре бочки, наполовину заполненные растениями, которые он будет держать открытыми, чтобы туда попадал свежий воздух и можно было поливать их пресной водой, плюс одна запечатанная бочка с семенами. Он крикнул на корабль, пара матросов спустилась на берег и погрузила бочки. По крайней мере, у него будет достаточно места, чтобы заботиться о своем грузе по пути домой. Обратно в Англию собирались только несколько пассажиров. Все остальное место было занято под груз табака.

— Мы отплываем утром, при первом свете дня, — предупредил его капитан. — Вы лучше погрузите свои вещи на борт уже сегодня и сами переночуйте на корабле. Я не могу ждать пассажиров. Когда начнется отлив, мы уйдем вместе с ним.

Джей кивнул.

— Хорошо.

У него не было ни малейшего желания возвращаться в гостиницу и встречаться с озлобленной хозяйкой. Он подумал, что, если та в его присутствии назовет девочку животным, он вступится за ребенка, и тогда получится ссора, а то и что-нибудь похуже.

Он повернулся к обеим женщинам.

— Как ее зовут? — спросил он у матери.

— Мэри.

— Мэри?

Она кивнула.

— Ее отняли у меня совсем ребенком и окрестили Мэри.

— Вы называете ее этим именем?

Она запнулась, как будто не была уверена, что может доверять ему. Но тут что-то пробормотала девочка, стоявшая рядом.

— Ее зовут Сакаханна.

— Сакаханна? — переспросил Джей.

Девочка улыбнулась и кивнула.

— Это значит «вода».

Джей кивнул, и тут до него вдруг дошло, что она говорит на его языке.

— Ты говоришь по-английски?

Она кивнула.

Его охватило мгновенное чувство глубочайшего горестного замешательства.

— Тогда почему ты… ни разу… Ни разу… Я не знал! Все это время, что мы путешествовали вместе, ты была немая!

— Я приказала ей никогда не разговаривать с белым человеком, — вмешалась мать. — Я думала, она будет в большей безопасности, если не будет отвечать.

Джей хотел возразить, что было бы вернее, если бы она могла заговорить, защитить себя.

Но мать резким движением руки запретила ему говорить.

— Я сама только что вышла из тюрьмы за то, что сказала не то, что надо, — заметила она. — Иногда лучше вообще ничего не говорить.

Джей посмотрел на корабль, высившийся за ними. Внезапно его посетила мысль, что он не хочет уезжать. Неожиданное открытие, что у девочки есть имя и что она может понимать его, делало ее ужасно интересной. Что она думала все эти дни их молчаливого товарищества? Что она могла бы сказать ему, но не говорила? Она как будто была заколдованной принцессой из сказки, которая вдруг обрела дар речи. Когда он исповедовался перед ней и рассказывал о своих чувствах, о доме, о детях, о растениях, она выслушивала его признания с безмятежным лицом. Но она понимала его, понимала все, что он говорил. Получалось, что она знала его лучше, чем любая другая женщина, когда-либо знавшая его раньше. И получалось, что она знает, что только вчера утром он боролся с искушением остаться здесь, на этой новой земле, остаться с ней.

— Я должен ехать. Я обещал вернуться в Англию, — сказал он, надеясь, что они смогут возразить ему, сказать, что ему не нужно ехать.

Как будто он тоже освободился, когда с нее спали чары, которые заставляли ее молчать.

Женщины ничего не сказали, они просто наблюдали за тем, как на его лице менялись выражения нерешительности и отвращения к самому себе.

— А что станется теперь с вами? — спросил он, как будто их планы могли каким-то образом повлиять на него.

— Мы уйдем из Джеймстауна, — тихо сказала мать. — Мы снова вернемся в лес и найдем наш народ. Я думала, что после смерти моего отца и мужа здесь мы будем в большей безопасности. Я думала, мы будем жить за стенами форта и работать для белых людей. Я думала, что могла бы служить им.

Она покачала головой.

— Но им нельзя доверять. Мы вернемся к своим.

— И Сакаханна тоже?

Женщина посмотрела на него. В ее глазах плескалась горечь.

— Для нее жизни нет, — сказала она. — Мы можем найти наш народ, но нет нашей старой жизни. Поля, где мы выращивали урожай, заняты табаком, в реках стало меньше рыбы, и дичь уходит, боится ружей. Везде, где мы ходили, теперь на тропах отпечатки сапог. Я не знаю, где она проживет жизнь. Я не знаю, где она найдет дом.

— Но ведь здесь всем хватает места, и вашему народу, и плантаторам, — страстно произнес Джей. — Не могу поверить, что на этой земле мало места… мы были в лесах почти месяц и не встретили ни единого человека. Это грандиозная земля, она простирается на многие мили. Наверняка здесь хватит места и вашему народу, и моему.

— Но ваш народ не хочет, чтобы мы оставались здесь. По крайней мере, после войны. Если мы засеваем поля, они уничтожают урожай. Когда они видят запруду для рыбы, они ломают ее. Когда они видят деревню, они поджигают ее. Они поклялись, что уничтожат нас как народ. Когда мою семью убили, я попала в рабство. И я думала, что мы с Сакаханной будем в безопасности как рабы. Но они били и насиловали меня, а скоро мужчины захотят и ее.