Земля надежды - [12]

Джей оттолкнул миску, знакомое чувство горя заполнило его целиком, подступило к горлу.

— Вот, — предложил сосед.

Он вытащил из складок штанов кожаную бутылку и плеснул немного в миску Джея поверх недоеденной каши.

— Капля барбадосского рома, самое то, чтобы придать вкус этой еде.

Он налил немного и себе, перемешал с кашей и взмахнул ложкой.

— Ешьте, — сказал он с грубоватой добротой. — Это не та земля, где можно ходить голодным и оставлять еду на потом. Ешьте и пейте. Здесь никогда не знаешь, когда доведется поесть снова.

Джей придвинул миску, перемешал кашу с ромом и попробовал. Вкус заметно улучшился.

— Девочка ведет меня туда, где есть деревья и растения, — сказал он им обоим. — Как я уже сказал, я — коллекционер. Ни губернатор, ни господин Джозеф не смогли порекомендовать никого другого, кто согласился бы мне помочь. Но она — хорошая маленькая девочка. Она немногим старше моей собственной дочери. Думаю, ей чуть больше тринадцати лет. Она отвела меня сегодня в лес, потом спокойно подождала и привела меня домой.

— Ее мать — шлюха, — презрительно бросила хозяйка.

— Пусть, но она-то всего-навсего маленькая девочка, — твердо сказал Джей. — И уж я ее не обижу.

Женщина покачала головой.

— Они не такие, как мы. И она такая же маленькая девочка, как моя молодая сучка мастифа. Когда ей придет пора, она будет совокупляться, как животное. Они не такие, как мы. Они наполовину звери.

— Вы так плохо говорите о них из-за своих потерь, — справедливо заметил второй жилец.

Он кивнул Джею.

— Госпожа Уитли потеряла мужа и ребенка во время восстания двадцать второго года. Она не забыла. Никто из тех, кто был здесь в то время, не сможет забыть.

— Что произошло? — спросил Джей.

Женщина опустилась на скамью напротив и оперлась подбородком о руку.

— Они свободно заходили в Джеймстаун и днем и ночью, — сказала она. — Их дети оставались в наших домах. Наши мужчины охотились вместе с ними. Мы часто были близки к гибели от голода, но торговля с ними спасала нас — продовольствие, рыба, дичь. Они научили нас, как сажать кукурузу и все остальное. Они научили нас, как собирать урожай и готовить еду. Мы бы сто раз все погибли, если бы они не продавали нам продовольствие. Викарий собирался открыть школу для индейцев. Мы хотели учить их жить по-нашему, по христианским обычаям. Они должны были стать подданными короля. И ничто не указывало на угрозу, не было ни малейших признаков беды. Вождь был во главе их племени уже много лет. И он ходил по Джеймстауну так же свободно, как любой белый. Его сын был у нас в заложниках, и мы ничего не боялись. Ничего.

— А зачем же тогда нужны были заложники? — спросил Джей.

— Не заложники, — быстро поправилась она. — Приемные дети. Наши крестники. Дети, о которых мы заботились. Мы обучали их жить по-нашему. Хотели, чтобы они перестали быть дикарями.

— И что же случилось? — спросил Джей.

— Они выжидали и планировали.

Она заговорила совсем тихо. Обоим мужчинам пришлось наклониться вперед, чтобы услышать ее. Было что-то жуткое в том, как сблизились три бледных лица, и ее голос упал до пугающего шепота.

— Они выжидали и планировали. И как-то утром, в восемь часов — эти богохульники выбрали Страстную пятницу, — они по всей стране вышли из зарослей и напали на каждую маленькую ферму, на каждую семью, на каждого одинокого путника. Они выходили из леса и убивали всех нас. Они хотели убить всех до единого, чтобы никто не смог предупредить остальных. И они бы сделали это, если бы не один маленький обращенный индейский мальчик, который предупредил своего хозяина, что ему приказали убить его, этот человек прибежал в Джеймстаун и поднял тревогу.

— И что произошло?

— В Джеймстауне открыли арсенал, и все поселенцы укрылись внутри форта. Пришли все, кто оказался неподалеку, и город был спасен. Но вверх и вниз по реке, на каждой уединенной ферме оставались трупы белых мужчин и женщин, с черепами, расколотыми каменными топорами.

Она повернула к Джею печальное лицо.

— Голова моего мужа была расколота каменным топором надвое, — сказала она. — Сердце моего маленького сына пронзила стрела с наконечником из ракушки. Они напали на нас без настоящего оружия. Они сражались тростником, раковинами и камнями. Похоже было, что сама земля взбунтовалась и напала на нас.

Наступило долгое молчание.

Она встала из-за стола, собрала миски одну в другую и снова стала бесчувственной.

— Вот почему я не доверяю даже самой маленькой индейской девочке, — сказала она. — По-моему, они сами похожи на камни, на тростник и деревья. В этой земле я ненавижу каждый камень, каждый росток тростника, каждое дерево. И ненавижу их всех. И я желаю им всем погибели и хочу, чтобы их всех истребили. Эта земля никогда не станет для меня настоящим домом, пока на ней остается хотя бы один из них.

— И сколько наших погибло? — спросил Джей.

Не задумываясь, он сказал «наших». Это была война темных лесов против белых людей, конечно, он причислял себя к колонистам.

— Около четырехсот, — с горечью сказала она. — Четыреста мужчин и женщин, которые хотели только одного — мирно жить на крошечной частице огромной земли. А потом пришел голод.