Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка - [71]

— Хорошо у тебя, Митрофаныч, — похвалил Евмен Тихонович.

— Я рассудил так, — последовал ответ: — большую часть времени приходится жить в лесу. Так уж лучше жить хорошо. У Пимена Бобылева когда-то получше было заведено и в тайге и дома. Однако не повезло ему. Заимку основал в одиннадцатом году. Своей семьей тайгу раскорчевал, построился. А тут — гражданская война… Средний сын, Петр, в партизанах ходил, и все Бобылевы партизанам помогали. Никто не мыслил однако, что колчаковцы в Бобылиху пожалуют. Побаивались кадеты тайги. И вдруг, неожиданно, принимайте! Спасся Пимен потому, что дома не присутствовал. А из семьи никого в живых не осталось. Хозяйство кадеты разграбили, заимку сожгли. Пимен ушел в партизаны. Когда Колчака разгромили и советская власть установилась, у нас еще долго банды орудовали. Пимен с сыном Петром первые годы в городе, в милиции служили. Только в двадцать третьем году на старое место вернулись. Сызнова хозяйство наладили, отстроились. Тогда же и другие стали рядом с ними селиться. Ну, все бы хорошо. Петр женился, жизнь наладилась. И опять колесо заело. Петр коммуну организовать в Бобылихе затеял. Коммуна, можно сказать, не состоялась. Утоп Петр как-то весной вместе с жинкой. После этого дважды горели Бобылевы. Едва построится Пимен — шшик! И махнул, видно, старик рукой. Эдак вот… А иные по нерадению прозябают. Крыша протекает, изба валится — неважно, это и дедам нашим доводилось… Зато на дрова я выберу себе лесину, чтобы без сучка, без задоринки. Колоть легче.

Дедушка опустил в котелок кусок кирпичного чая, помешал ложкой.

— Слыхал я про Петра Бобылева, Митрофаныч. И никто толком не знает — утопили его или утонул, — сказал Евмен Тихонович.

— Темное дело… В двадцать девятом году я в Бобылихе не жил. Хозяйствишко имел в Нестерове, зимой зверя промышлял. Ходил подрабатывать и на лесозаготовки…

Филимон Митрофанович поворошил палкой огонь. В темноту взметнулся трескучий вихрь искр. Подошла Надюшка, закончившая уборку, и присела рядом с Колькой.

— Ну и вот… Как раз вместе с Григорием Ивановичем Лебедевым лес у Лосиной протоки катали. Был он тогда молодой, бойкий, пошутить любил и никакой не директор, а мой подручный. Произошло это, никак, в конце мая. Холодная недавно очистилась. Вода большая… Гринька — Григорий Иванович, значит, — первым увидел, кричит: «Ура, ребята! Мешок плывет! Что найдем — на всех делим!»

Прыгнул в баркас. За ним я, грешным делом, и еще один мужик. Мы на веслах, Гринька с багром. Подцепил он этот мешок и побелел, ровно инеем подернулся. Слова не в состоянии молвить. Мы тоже струхнули. Не мешок, а мертвого человека поймал Григорий. Одет в брезентовый плащ, вздуло его…

А с берега орут: «Тащи! Чего мешкаете!»

Подволокли мы утопленника к берегу, поглядели — Петр Пименович Бобылев. Следователя вызвали. Ну, так и далее… Выяснилось, что Петр вышел с женой на рыбалку сюда, к Шалаве. Жену так и не обнаружили. Долбленка отыскалась разбитая у порогов. Определенных следов убийства не оказалось. Был изрядно пробит висок. Но это не доказательство. При падении о камень мог удариться. Пробовали искать… Да какие могут быть следы! Время упустили. Конечно, трудно подумать, чтобы такой опытный таежник оплошал. А все же, чем бес не шутит!.. Пимен не верил, да и до сих пор не верит. Были догадки, но все-таки никого не нашли. Остался Пимен Герасимович один с трехлетней внучкой, с Марусей. Воспитал, образование хотел дать. Но заболел. Маруся только до седьмого класса дошла. Вернулась в Бобылиху, по хозяйству стала помогать, промышлять начала… Потом вышла замуж за председателя артели. Толковый был парень, дело начал налаживать. Да нарвался в тайге на медведицу и погиб… Когда у нас артель организовалась, Пимен все получше норовил сделать. Но никак не мог ужиться с большинством председателей. Опять же, словно на грех, председатели больше неудачные попадались, менялись часто. Однако с тем председателем, со своим зятем, старик будто воскрес. Никто лучше Пимена здешних мест не знает. Тоже сеять нацеливались, хозяйство расширять, пасеку большую заводить… И снова — клин! Несчастный случай…

Перешли в избушку пить чай. Но разговор продолжался. Он увлек и дедушку Филимона, и Евмена Тихоновича.

— Послушай, Филимон Митрофаныч, вы с Тимофеем Кочкиным из одного села, почти одногодки. Что он за человек? — спросил Бурнашев.

— Как тебе сказать… Папаша Тимофея, старик Никифор, крепко жил. Земли имел много. Работников держал. Торговлишкой занимался. К тунгусам с обозами ходил. Тунгусы — народ добродушный. Никифор поднесет тунгусу стаканчик спирта — тот ему соболя кидает. Оберет Никифор Саввич охотников, и в конце концов они же ему и должны остаются. Колчаку Никифор сочувствовал. Однако, когда моего брата Данилу белые расстреляли, он Матвея приютил. Не то чтобы даром — и скот ему парнишка пас и по дому услуживал, — а все же. Я в гражданскую войну на других фронтах воевал, в госпитале после Перекопа лежал долго… Тимофей будто со своим папашей не ладил. Братьев подбил разделиться с ним хозяйством. Навек поссорился со стариком… Правда, кое-какие слухи ходили. Опять же не всем слухам верить можно… Я в Бобылиху раньше Тимофея Кочкина переселился. Тимофей — в тридцать пятом году. Вот и строят предположения, что от колхозов сюда ушел. А он говорит: от тоски. Первая жена у него тогда померла. Красавица. И жили дружно. Тоска тоже не шуточное дело, куда угодно загонит. Денежку он, конечно, любит. В артели по-своему ставит, от работы отлынивает… А он ли один? Возьми, Антип Рукосуев. У этого и родители и деды в батраках ходили. А браконьерствует, отлынивает от порядка похлеще Кочкиных.