Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка - [61]

— Будет кому, — уверенно сказал Бурнашев. — Зимой река станет — несколько конных косилок, машину для корчевки пней подвезем. Народ по-настоящему организуем. А то кое-кто норовит отлынивать от работы, Видал, молодых Кочкиных заставили подчиниться порядку. А Тимоха достал справку от врача о ста болезнях. Зато шаландать с гостем по тайге — здоров!

Ребята занялись своим черномазым пленником.

— Хлеб не ест! И творог не ест! — удивился Степанко.

— Кому же в неволе еда на ум пойдет, — сказал Евмен Тихонович. — Хоть пирожных-морожных ему давайте — все одно. Дергач простор любит.

— Так это дергач? — почему-то обрадовалась Надюшка. — Я слыхивала, как он кричит: дерг, дерг… А видать — не видала. Мы его домой возьмем.

— Зачем? Поглядели — и отпустите, — вмешался дедушка Филимон.

Надюшке не хотелось расставаться с птицей.

— Он до осени подрасти не успеет. У него и крыльев почти нет…

— Без крыльев проворен. Ноги длинные. Заметили, какой голенастый?

— Они, видно, не знают, почему у дергача ноги длинные, — усмехнулся Бурнашев, лукаво посмотрев на дедушку Филимона.

Понятно, никто из ребят не знал, почему у дергача ноги длинные. И на их лицах выразилось великое желание узнать об этом.

— Рассказывают, вот почему…

Евмен Тихонович чиркнул спичкой, поджигая потухшую папиросу.

— Когда-то, давным-давно, смутила копалуха дергача. Говорит: «Оставайся на зиму в тайге. Тут хорошо.

Снег глубокий да мягкий, будешь спать, как на перине. Время на дорогу тратить не придется, силы сбережешь». Послушался дергач копалуху, остался в тайге. Наступила зима. Копалухе хоть бы что: перья большие, пуху много. Зароется в снег, спит, горя не знает. А у дергача ни пуху, ни перьев. Зарываться в снег не умеет. Мерзнет дергач день, мерзнет второй… И задал он дёру туда, где потеплее. Бежал, бежал днем и ночью без передышки. Ноги от этого отросли и стали длинными…

— У меня ноги тоже длинными станут! Я завсегда бегаю, — выпалил Степанко.

Все засмеялись.

Бригадир погладил меньшого по стриженой русой голове:

— Правильно, Степа. Будешь много бегать — ноги окрепнут, будешь работать — руки к труду приучишь, а бросишь проказничать, сестер и батьку будешь слушать — вырастешь хорошим парнем.

— А ежли плавать много, можно как рыба сделаться? — продолжал развивать свою мысль Степанко.

— Зачем тебе рыбой делаться?

— Тогда я без снастей харюзов и тайменев ловить стану!

— Вот что, сынок, — Евмен Тихонович посадил малыша на колени: — пока не научишься плавать, без меня на речку не ходи. Договорились?

Но тут Степанку зачем-то потребовался Мурзик, и он сполз с отцовских колен, будто не расслышав его слов.

Хитрая Степанкова уловка снова всех развеселила.

— Врать не хочет, понимает цену слову, — похвалил дедушка Филимон, поднимаясь с земли.

После обеда Надюшка обучала без прежнего усердия. Она часто бегала посмотреть дергача. Потом позвала Кольку собирать кислицу. Недалеко от покоса протекал ручеек, по берегам которого росла красная смородина. Ее в Бобылихе называли кислицей.

— Ягод-то сколько! — изумился Колька.

— Только доходят. Больше будет, — ответила Надюшка. — У нас кислицу не собирают. Самая неважная ягода.

Колька был с этим не согласен и набивал рот ягодами, пока не свело челюсти. Он высказал соображение, что сейчас неплохо было бы искупаться. Но на уме у Надюшки было другое.

— Давай выпустим дергача. Мне его жалко. Ни мух, ни червяков не ест.

Она сняла с длинной ноги пленника шнурок:

— Побегай!

Голенастый птенец не двигался с места.

— Не желает убегать, понравилось, — решил Степанко.

Однако черная птичка что-то сообразила, вытянула шейку и без оглядки понеслась к лесу, нырнула в заросли кукольника и скрылась.

И тут Надюшка не выдержала, придвинулась к Кольке, чтобы не слышал Степанко:

— Ох, какой же ты был вчера! Сашке нос раскровянил. Он тебя не сумел довести. Я за бабушкой Дуней бегала… Неужто тебя от двух стопок так развезло? Сашка говорит — от двух. А папка не верит…

Заметив, что Кольке разговор неприятен, девочка умолкла и, ни с того ни с сего, спросила:

— А ты мороженое едал?

Колька удивленно вскинул брови, усмехнулся:

— Конечно. И эскимо, и сливочное, и шоколадное, и фруктовое, и пломбир.

— Я тоже один раз ела, когда с папкой в город ездила. И в настоящем кино была, — с важностью произнесла Надюшка. — И яблоки едала. Папка привозил… Учительница сказывала, они на деревьях растут. Сладкие. Ужасть! Арбузы тоже есть, я в книжке вычитала. Они как тыква растут. Нутро у них красное, сахарное. На юге, бают, деревья имеются, как, скажем, у нас рябина или боярка, а на них фрухта разная растет…

Колька рассмеялся, он не думал обижать Надюшку, но очень уж забавными были ее рассуждения, прямо смехотворными. Привыкнув к девочке за день, он решил, что церемонии излишни. Да и показать хотелось, что есть вещи, в которых он посильнее своей «учительницы».

— «Бают, бают»! Кто Так говорит? И не фрухта, а фрукты! Скажи, в вашей школе так и учат: бают, фрухта?

После он собирался сказать, как надо правильно произносить слова. Колька мог бы расширить Надюшкины познания также в отношении юга и фруктов. Почти каждое лето он ездил с родителями отдыхать то в Крым, то на Кавказ.