Земля Кузнецкая - [8]
— Об этом государству известно, какое я начальство! — кричал Стародубцев. — Поэтому я не позволю..
— Где же государству усмотреть за такими…
— Не позволю! — внезапно взвизгнул Семен, но, увидев Рогова, плюнул. — Вот полюбуйся: плоды твоего руководства. Этот тип крадет из квершлага четыре рельсовых звена и приспосабливает здесь разминовку. Для чего, спрашивается, если в наряде этого не значится?
— Для того, чтобы груз не катать за двести метров, — спокойно возразил Вощин и ожесточенно стал вколачивать костыль в шпалу.
— А кто разрешил?
— Это я приказал взять рельсы, — вмешался Рогов и не торопясь начал расспрашивать проходчика о смене.
— Будьте покойны, — отозвался тот, — костыли не хитрое дело заколачивать. По мне поскорее бы к забою.
— Ну, ладно… — медленно, с угрожающими нотками в голосе проговорил начальник транспорта. — Я, Павел, терпеливо сносил твои фокусы, а теперь хватит! Для меня интересы производства дороже товарищеских отношений. Мы будем говорить где следует!
— Знаешь что… — Рогов так быстро повернулся к Стародубцеву, что луч лампы молнией пробежал по стойкам.
Может быть, и не сдержался бы он сейчас, и поговорили бы они очень крупно, если бы в этот момент из штрека не вывернулся горный мастер.
— Павел Гордеевич, в лаве беда! — еще издали закричал он. — Кровля поползла начисто!
— Ты слышишь? — почему-то обрадовался Стародубцев. — Я же тебя предупреждал, что все твои затеи с цикличностью при кашей кровле — рискованное дело.
Рогов мельком провел лучом по сухому рябоватому лицу Семена, словно вычеркнул его из разговора, и отрывисто стал выспрашивать мастера про обстановку в забое.
Мастер доложил.
— А кто это разрешил вам нарушать технологию? — сдерживая закипевшую ярость, сказал Рогов. — Почему вы… не посадили лаву?
— Что же я могу? — удивился мастер. — Начальник участка приказал, делать еще две отпалки. Я ему говорю: «Поползет кровля», а он свое: «Пали»! Вот и… — мастер махнул рукой.
Участок этот в район Рогова был передан только на прошлой неделе. Кое-что за это время успели сделать — например, восстановили обрушенную лаву, о которой только что доложил мастер. Тем досаднее был этот случай.
В просеке Рогов услышал, как в аварийном забое кто-то спокойно тюкает топором.
— Забойщик, наверное, — ответил мастер на молчаливый вопрос инженера.
— А вы куда смотрите?
— Так он же сам…
Рогов чертыхнулся и трубно крикнул в лаву:
— Эй, кто там? Быстро вниз!
Зашуршала по скату угольная крошка, и через минуту в узкую арочку протиснулся щупленький пожилой человек. Аккуратно отряхнув колени, он присел у стенки, весело поблескивая глазами. Это еще более взбесило Рогова.
— Кто такой?
Забойщик кашлянул.
— По фамилии Некрасов.
— Что делаете в аварийном забое? Кто за вас должен отвечать? — закричал Рогов, чувствуя, как кровь прилила к лицу.
Забойщик снова кашлянул.
— Не надо за меня отвечать. Я там больное место клетками подхватил. Лава, пожалуй, угомонится…
Спокойные слова и ясный веселый взгляд забойщика охладили гнев Рогова. Уже спокойно он спросил:
— Коммунист?
— Состою.
— Передайте группарторгу, чтобы зашел ко мне. Скажите, что районный инженер просил.
— А когда зайти?
— А это уж он выберет время.
Забойщик выпрямился.
— Группарторгом я буду… Так что не сомневайтесь.
Рогов невольно потупился под его прямым, отечески снисходительным взглядом, в котором так и сквозило: «Эх, сынок!»
…Через два часа они встретились в мойке. Рогоз умышленно стал под душ рядом с забойщиком. Тот, очевидно, понял его внутреннее движение, может быть поэтому спросил:
— Мыла не требуется?
А заговорили по-настоящему уже в раздевалке.
— Покричать, оно, конечно, можно, — сказал он, надевая аккуратно разглаженный костюм. — Это вроде как отдушина для сердца. Я сам иной раз покомандую над старухой и сплю после того, как дух свят. Только ведь бывает, что и бестолку криком исходят.
Прощаясь, Рогов с удовольствием пожал руку забойщику.
— Нет, ничего, — успокоил тот, — я к вам с большим уважением. Давненько приглядываюсь,
ГЛАВА III
Надвигался вечер. Меркнул розоватый холодный свет на дальних приречных холмах. А с востока, из-за горы, медленно ползла серая угловатая туча.
Сегодня суббота, — на улицах оживление, народ идет в клуб и просто погулять, подышать последним летним теплом. Вот прямо против окна остановилась группа шахтеров с «Капитальной». Не слышно, о чем разговаривают, но разговор, очевидно, очень горячий и дружеский.
И вдруг острая тоска охватывает Рогова. Ему вот не с кем сегодня поговорить. Сам, конечно, виноват, что до сих пор не смог прочно врасти в человеческий коллектив.
Как не хватает Вали! Взял бы ее сейчас за руку, заглянул бы в глаза и сказал всего одно слово…
Рогов повертывается от окна, идет к вешалке, берет кепку и, ступив через порог, плотно захлопывает за собой дверь. Какую глупость спорол, что не спросил у забойщика Некрасова адреса — сходил бы к нему, чего лучше. А тут вот приходится искать себе места в этом вечере.
В клубе не оказалось никого знакомых, и он уже собирался уходить, когда столкнулся с техником Аннушкой Ермолаевой. С ней он уже много раз встречался в техническом отделе шахтоуправления.
В книгу Александра Яковлева (1886—1953), одного из зачинателей советской литературы, вошли роман «Человек и пустыня», в котором прослеживается судьба трех поколений купцов Андроновых — вплоть до революционных событий 1917 года, и рассказы о Великой Октябрьской социалистической революции и первых годах Советской власти.
В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.
Историческая повесть М. Чарного о герое Севастопольского восстания лейтенанте Шмидте — одно из первых художественных произведений об этом замечательном человеке. Книга посвящена Севастопольскому восстанию в ноябре 1905 г. и судебной расправе со Шмидтом и очаковцами. В книге широко использован документальный материал исторических архивов, воспоминаний родственников и соратников Петра Петровича Шмидта.Автор создал образ глубоко преданного народу человека, который не только жизнью своей, но и смертью послужил великому делу революции.
Роман «Доктор Сергеев» рассказывает о молодом хирурге Константине Сергееве, и о нелегкой работе медиков в медсанбатах и госпиталях во время войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Из предисловия:Владимир Тендряков — автор книг, широко известных советским читателям: «Падение Ивана Чупрова», «Среди лесов», «Ненастье», «Не ко двору», «Ухабы», «Тугой узел», «Чудотворная», «Тройка, семерка, туз», «Суд» и др.…Вошедшие в сборник рассказы Вл. Тендрякова «Костры на снегу» посвящены фронтовым будням.