Нам, как вы уже поняли, не повезло. Ревущий водоворот подхватил нашу колонну и разметал её по пустыне. Благодаря запасу прочности у покрытого многослойной бронёй, напоминающего черепаху, массивного транспортного вездехода, я отделался средней тяжести контузией, переломом запястья, множественными ушибами и вспухшими багровыми полосами в тех местах, где ремни безопасности впивались в моё многострадальное тело.
Наш вездеход нашли на исходе пятых суток, когда боль от неестественно согнутого распухшего запястья стала совсем уж нестерпимой, такой, что не помогала двойная доза болеутоляющего. (Впоследствии выяснилось, что аварийная аптечка была с истекшим сроком действия). Машину накрыло песчаным барханом, излучатель аварийного маяка, «тарелка» цифровой навигации, антенны связи были сметены торнадо, выдраны с корнем, срезаны подчистую, вместе с дополнительными кислородными баллонами, крепившимися к внешней обшивке вездехода.
Топливные баки протекали, и на дне моторного отделения плескалась лужа синтетического горючего, распространявшая по отсеку едкие запахи. Удар о землю сместил станину батарей энергонакопителей, поэтому регенераторы воздушной смеси работали на четверть своей мощности. Наружные фильтры были абсолютно бесполезны, ведь мы были скрыты под грудой песка.
К тому же… К тому же вездеход при падении перевернуло, …отчего естественные надобности приходилось справлять на потолке туалета. Приходилось гадить вокруг лампочки, имея над головой торчащий из пола унитаз и добавлять к химическим запахам топлива специфический «аромат» человеческих выделений (так и тянет написать «человеческих экскрементов: г… а и с… и).
Мы не могли добраться до кислородных масок, потому что дверь в отсек снаряжения заклинило (закон подлости во всей красе). У нас оставался единственный аварийный комплект на четырёх человек — баллон с дыхательной смесью, соединённый с дохленьким регенератором на основе активированного угля и десяток сменных картриджей для него.
Мы дышали чистым воздухом, передавая баллон по кругу и чрезвычайно экономно (на каждого выпадало два глубоких вдоха через два стандартных часа). Остальное время мы лежали, прижимая к носам мокрые носовые платки. Воды нам хватило бы на неделю, мы тратили её крайне бережно. Еда, калорийное витаминизированное питание, в тюбиках, банках, вакуумных упаковках. Плюс бонус — литровая бутылка фруктового сока. Мне достался микст: яблоко и абрикос с мякотью. Стандартный сухой паёк, чтобы утолить неожиданно возникший голод. Если ужаться и умно его распределить, то можно продержаться дней десять-четырнадцать, а то и все двадцать. Правда, следует учитывать, что вода закончиться намного раньше.
Нас нашли по едва заметному энергетическому фону, призрачной исчезающей ауре, излучаемой оставшимися активными энергонакопителями вездехода. Спасатели воспользовались недавно запущенным в серийное производство поисковым инструментом, могущим выявлять и локализовывать следы искусственных энергетических аномалий. Извлекли из вонючей могилы и переправили на медицинский транспорт, пристыкованный к винджаммеру «Карл Густав Оппенштайнер» ССЭв (Службы Спасения и Эвакуации) УРК, где добрые врачи и предупредительные медсёстры приняли выживших героев в заботливые руки, окружили добротой и вниманием, отмыли антисептиками, вправили сломанные и вывихнутые конечности, обработали рваные раны, ссадины и кровоподтёки, напоили успокоительным, накачали лекарствами, вкатили снотворное и уложили спящих в белоснежные стерильные боксы.
Наша с ним встреча была тихой и не запоминающейся. Никаких внезапных столкновений нос к носу; никаких восклицаний, типа: «Здорово, брат!», или «Не думал тебя здесь увидеть!», или «Какими судьбами!»; никаких объятий, похлопываний по спине; никакого смеха и радостного ржания; никаких ностальгических: «А помнишь?!». Он вошёл, стараясь меньше шуметь, накинул висящий на вешалке у входа белый халат (для посетителей), придвинул к кровати стул.
— Привет, Тарханов, — сказал он, протягивая ладонь, — Узнал?
— Отчего же, — сказал я, в ответ протягивая свою, — узнал. Привет, Артёмин.
— Лежишь, — полуутвердительно, полувопросительно сказал он.
— Отдыхаю, — подтвердил я.
— Скоро выпишут? — спросил он, но по его лицу было видно, что задаёт он этот вопрос чисто из вежливости.
— Обещаются, — сказал я, — долго не задерживать. Подай-ка мне вон тот пульт, на столике.
— Возьми, пожалуйста, — сказал Артёмин, передавая мне бежевую прямоугольную коробочку.
— Благодарю, — я до упора поднял спинку кровати и поправил сползшую к пояснице подушку, — так гораздо лучше. Откуда эти китайские церемонии, Артёмин? Спасибо, пожалуйста… Помнится, раньше ты был гораздо грубее. Нахальным и беззастенчивым. Что с тобой случились, а, Артёмин?
— Чёрт его разберёт, Тарханов, — серьёзно сказал Артёмин, — Поумнел, наверное.
— Поумнел, постарел, — насмешливо сказал я, — Какие наши годы? Артёмин!
— Какие есть, всё наше, — дёрнул щекой Артёмин, — одиннадцать с половиной лет прошло. Ты давно на Земле не был?
— Год и пять месяцев. А ты?
— Дай вспомнить, — Артёмин принялся загибать пальцы. — Давненько, получается. Больше девяти лет. Как там, вообще?
