Земля горячая - [96]

Ведь сломленная личность обновляется в страшных муках.

Взгляд мой остановился на лиловатых хребтах сопок. Вечный снег лежит на них, из-под него бьют горячие ключи, магма клокочет в кратерах, курятся вулканы… Геологи говорят: «Камчатка — земля молодая, с характером, только-только еще складывается». Что ж, пожалуй, это так. Характер Камчатки выковываетея на большом огне. Люди тоже выковываются на огне. Мне очень хочется верить в то, что из Матвея получится когда-нибудь настоящий человек.

Матвей доел яблоко и вдруг неожиданно для меня проговорил:

— Квартирку надо менять. Хочу из нового домика тягу дать, а то, чего доброго, влипнешь…

— Почему? — вскричала я, недоумевая.

Все тяжело вздохнули, а Кириллов безнадежно махнул рукой.

— Вы разве не знаете?

— Я только что с Пристани…

Покровский-Дубровский присвистнул и, оглянувшись, заговорщически прошептал:

— Влипли мои кореши, как говорится, ни за понюх табаку…

— В чем дело? Объясните толком.

— Домики-то эти мы, дураки, строили из ворованного материала. Понятно?

— При чем же тут грузчики? Отвечать будет тот, кто давал им материалы, — сказала я, поняв, о чем идет речь.

— Да тут говорят, — вмешался в разговор Степанов, — что и нас судить будут. Жена вот уже который день в слезах ходит, кричит на меня: вызвал, мол, на край света, а сам опять сядешь, антихрист. Как ее успокоить, ума не приложу. Зайдите к нам, Галина Ивановна, поговорите о жинкой.

— Обязательно зайду, — пообещала я. — Вам бояться нечего, лишь бы душа была чиста.

— Душа-то душой, а где жить будем?

— Как это где? В домах.

— Ломать их, наверно, будут…

— Голову кто-нибудь на этом деле обязательно сломает, а жилье жильем и останется. Как жили, так и будете жить.

Мы подошли к ряду новеньких, недавно выстроенных домиков. Когда-то Шура, да и я, глядя на них, радовались, теперь же, с той поры, как стала известна вся история их постройки, они мне не казались такими красивыми, как раньше…

— Значит, зайдете? — повторил Степанов, когда я с ними прощалась.

— Обязательно.

Не помню сейчас почему, но я медленно пошла к тем окнам, которые так манили меня раньше, — к окнам нашей с Валентином комнаты. И тут что-то словно толкнуло меня. Я остановилась. Зачем я туда иду? А если Валентин дома?.. Что, что я скажу ему? И я повернула к бараку, в котором жила Шура. Постучав, открыла дверь и сразу увидела Толю Пышного, сидевшего за столом. Он протянул мне руку, с явным сочувствием пожал ее.

— Неужели это правда?

— Что именно?

— Говорят, расходитесь?..

— Да, расходимся.

Должно быть, Шура ввела Толю в курс моих дел. Потому и выглядел он немного недоумевающим и растерянным.

— Послушай-ка, Галина, ведь ты же член партии, член бюро. Что скажут люди? Булатов просил уговорить тебя не делать этого шага, особенно сейчас, перед отчетно-выборным собранием…

— Собрание?.. А когда оно состоится? Я с этой поездкой на Пристань совсем выбилась из колеи.

— Сегодня в восемнадцать ноль-ноль, через час, — И, повернув голову к Шуре, спросил: — Так, значит, договорились?

— Нет, — твердо сказала Шура.

— Ну, смотри, как бы тебе хуже не было. Мое дело — предупредить… — Сказав это, Пышный вышел.

— О чем он просил тебя? — поинтересовалась я.

— Булатов с Толей набросали текст, по которому я должна выступить на собрании. Насколько я поняла, главное в их бумаженции — это какие-то доводы, оправдывающие недостатки в работе порта. Ох, и деляги… Да, новостей, Галка уйма!

— Рассказывай…

— А ты в управлении была?

— Ой, нет! — Я вспомнила, что так и не доложила Кущу о результатах командировки, и бросилась к двери.

— Да ты бы хоть поела…

— Потом! — крикнула я уже из коридора.

Кущ сообщил мне немаловажные новости — прокурор да и райком поддержали Булатова. Тот совсем зарвался и в ответ на то, что Дудаков и Кущ подняли вопрос о разбазаривании груза и, в частности, о включении в акт якобы смытого штормом пиломатериала, уволил Дудакова, а когда узнал, что тот хочет ехать в Питер, в обком партии и пароходство, приказал не сажать его ни на одно судно — пусть посидит у моря, подождет погодки. Мало того — хитроумный Семен Антонович договорился с аэродромом, и там тоже волынят — не торопятся продать Дудакову билет. Ну и негодяй все-таки этот Булатов! Кущ был взбешен, рвал и метал: «Подумай только, царек Кучум нашелся! Ну, погоди же!..» Прощаясь со мной, Кущ сказал, что все равно в Питере об этом узнают и что он во всем поддерживает Дудакова.

Голова моя пошла кругом, когда я узнала эти новости. Что же это такое, почему на Булатова нет никакой управы? Творит одно беззаконие за другим, и все сходит ему с рук.

На собрание я едва не опоздала — встретилась с Натальей Ивановной и от нее узнала, что Валентин улетает завтра утром. Ну и слава богу, без него хорошенько подумаю насчет развода.

Поднимаясь по трапу «Богатыря», я столкнулась с Александром Егоровичем. Он крепко пожал мне руку. «Надеюсь, ты человек стойкий!» — как бы говорило его рукопожатие.

— Опаздываешь, Галка. Регистрация уже началась.

А я спросила его о том, о чем забыла спросить у Натальи Ивановны:

— Что тут с Малышом стряслось?

— Какой-то подлец отравил… — Лицо Бакланова как-то вдруг постарело, стало морщинистым и злым.