Земля - [44]

Она появилась – босая, в домашней футболке и каких-то смешных, с попугаями, шортах. В ненакрашенных пухлых губах сигарета.

И без косметики Алина была умопомрачительно хороша – бледная, утомлённая красота в табачном облачке. Потрясённый, я даже забыл улыбнуться ей, как собирался.

– Вот нахуя ты в хате куришь? – злым голосом сказал Никита. – Балкона мало?

Я даже не понял, заметила ли меня Алина. Она смотрела только на Никиту – холодным, безлюбым взглядом. Затем выдохнула ноздрями дым, развернулась и ушла обратно в комнату. Хлопнула дверь.

– Тварь!.. – Никита в тихом бешенстве скинул туфли. Свистяще выговорил: – Ты, Володька, пока располагайся… – и исчез вслед за Алиной.

Я поставил на пол сумку, но почему-то уверенности, что можно снять куртку и расшнуровать кроссовки, у меня не возникло.

Пол в прихожей выложили светлой плиткой, шершавой, похожей на тёсаный камень. Матово-чёрные стены не выглядели мрачными, наверное, за счёт ярких картинок на стенах – изображения Алины, обработанные для пущей кислотности в фотошопе. Также добавляла радостных красок Алинина верхняя одежда на вешалке, разноцветная каблукастая обувь – туфли, сапожки…

– Лучше бы пожрать сделала!.. – долетел из комнаты первый окрик Никиты. Потом второй, третий: – Сколько надо, столько и будет жить! Хоть неделю, хоть две, блять!..

Сердце моё сорвалось вниз, вдребезги на плиты – как соскользнувшая с блюдца чашка. От навалившейся слабости я даже привалился спиной к двери. Алина не просто не ждала меня, она была раздражена моим появлением!

Вернулся перекошенный от ругани Никита:

– Чего не разуваешься?

Я спросил тихо:

– Что там у тебя? Недовольна?

– Да не обращай внимания! – он махнул рукой. – У нас такое каждый день… Голодный? Пойдём на кухню, сожрём чё-нить. Колбаса есть, сыр, пельмени вроде были.

– Красиво у тебя, – искренне похвалил я квартиру. – Я тут привёз… – достал из сумки бутылку “Метаксы” и глупые, с бантиком на коробке, конфеты.

Никита уделил полсекунды коньячной этикетке, и я, в очередной раз запылав ушами, подумал, что такие пять звёзд брат, пожалуй, не пьёт…

Кухня выглядела точно картинка из мебельного каталога: малахитового цвета пол, как бы антикварные шкафы, широкая двойная мойка с медным, под старину, смесителем.

– Да я к этому отношения не имею, – Никита рылся в огромном двухметровом холодильнике, доставал продукты. – Алинка ремонтом заморачивалась. В ванной за каким-то хуем джакузи поставили, а оно всё равно не работает! То напора нет, то вода грязная, с песком, засоряет массажные эти форсунки сраные. Вот буду через год хату продавать. Одна кухня в семь тысяч баксов влетела – не отбить, считай, никогда!..

Я без аппетита поглощал всё, чем угощал Никита, стараясь не показывать моего опрокинутого состояния.

После ужина Никита отвёл меня в гостиную – ночевать. Алина за это время так и не выглянула из своего кабинета. Никита принёс комплект белья и чистое полотенце. Я украдкой принял душ, потом, прижимая к груди штаны, футболку и носки, прошмыгнул по коридору в гостиную. Никита говорил, что диван раскладывается, но я, полный отчаяния, не хотел даже минимального комфорта, решил спать на одной половине.

Наволочка и простыня пахли чужой, посторонней свежестью. Я ворочался и думал, что так мне, дураку, и надо. Было очень стыдно. За себя, за глупые надежды: “Велкам ту Загорск! Сто вёрст не крюк!..”

Но только я успокоился, переключился с эмоционального бега на шаг: “В понедельник утром поеду в Рыбнинск”, – как меня точно плетью огрела мысль о деньгах, которые я взял у Никиты.

Я чуть не взвыл от досады. Вот зачем брал?! Вернуть Никите его десять тысяч и сказать: “Передумал” – я не мог. Не хотелось выглядеть в глазах брата несерьёзным малолетним придурком.

Выход был один – честно отработать полученные деньги, а потом уже убираться в Рыбнинск. С этим решением я кое-как заснул.

*****

Спал я плохо, дважды вставал – в туалет. Проходя мимо спальни, случайно подслушал, как Никита исправляет свой постельный “трояк”, и, судя по скрипам матраса и вздохам, делал он это вполне успешно.

Я приказал себе больше не думать о глупостях, но в груди долго ещё шуровала болезненная стамеска – ковыряла, взламывала…

Утро оказалось мудренее вечера. Алина больше не играла в затворницу, даже вышла к завтраку и была в целом куда приветливей. Предложила мне кофе и сэндвичи, спросила, как спалось. Я цепко держался за вчерашнюю обиду, отвечал подчёркнуто учтиво.

Алина сразу поняла, что я сознательно отмалчиваюсь, включила в подвесном маленьком телевизоре MTV и села править маникюр. Скребущие, монотонные звуки пилочки, казалось, обрабатывали не её ногти, а мою раненную вчерашним приёмом душу.

Никита расхаживал по квартире в одних трусах. Выглядел брат хоть и обрюзгшим, но очень мощным, как крупный обезьяний самец, проведший жизнь в сытном заточении. Даже увесистый живот, давно потерявший рельеф, смотрелся не жирным, а мышечно-мясистым.

Никита был в приподнятом настроении. Общаясь с кем-то по телефону, радостно громыхал из коридора:

– Чё, Стёпа, дилемма, блять?! Гамлетовская?! Вилкой в глаз или в жопу раз?!.