Земля бизонов - [6]

Сейчас, после нескольких дней, проведенных в беспамятстве, он не мог точно сказать, куда именно течение унесло лодку, но еще лелеял надежду, что по-прежнему находится у берегов Кубы; быть может, всего в нескольких милях от своего дома. Но логика и знание окружающей местности подсказывали, что это не так.

Сьенфуэгос прекрасно знал, что за пределами архипелага, в который входила Эскондида, проходят океанические течения, дрейфующие на северо-запад, по направлению к широкому проливу, отделяющему Кубу от полуострова Юкатан; видимо, эти самые течения и занесли его в этот чужой и совершенно незнакомый мир.

Однако, как и все люди подобного склада, он терпеть не мог погружаться в бесполезные рассуждения, предпочитая решать проблемы, как только они появятся. А потому он решил, что, если действительно оказался на Кубе, то придется дрейфовать вдоль берега, пока он не доберется до архипелага, куда входит Эскондида.

Если же выяснится, что он ошибается и на самом деле находится намного дальше от Кубы — ну что ж, тогда он и начнет это обдумывать.

Тем не менее, существовало одно обстоятельство, которое его весьма тревожило: к югу от Кубы никогда не бывало таких холодов, как в последние ночи.

Потребовалось два долгих дня, прежде чем Сьенфуэгос смог выбраться из ловушки мангровых зарослей.

Два дня бесконечных блужданий по кругу, вздохов, проклятий, бесчисленных царапин и ссадин, и ему наконец удалось выбраться на широкий и чистый песчаный пляж. К тому времени на его коже не осталось ни единого сантиметра, где бы не оставили свой след колючие ветки.

Несмотря на все эти неприятности — а возможно, и благодаря им, он крепко уснул на теплом и мягком песке, воздавая хвалы всем богам, что больше не приходится спать, качаясь на скользких ветвях, чувствуя себя пьяной обезьяной.

На следующее утро Сьенфуэгос наткнулся на черепаху, безмятежно греющуюся на солнышке у самой полосы прибоя; несчастное животное стало лучшим обедом, какой ему доводилось отведать с тех пор, как он покинул Эскондиду.

Чуть позже он пришел к выводу, что находится на совсем маленьком острове, а значит, чтобы отсюда выбраться, придется либо построить плот, либо рискнуть преодолеть океан вплавь.

Он считал себя отличным пловцом, и в другое время ему бы ничего не стоило переплыть широкий морской пролив, но канарец понимал, что не все зависит только от него и холодный северный ветер может сыграть с ним злую шутку.

На ужин он раздобыл с дюжину черепашьих яиц и с полсотни морских блюдец — небольших толстеньких моллюсков, которые испек на костре из ветвей мангровых деревьев, обмазав тонким слоем песка — по великолепному рецепту Арайи, мастерицы по превращению самых неожиданных вещей в деликатесы.

Две его жены были очень разными и, возможно, именно поэтому идеально дополняли друг друга.

Немка, образованная и утонченная, знавшая в совершенстве пять языков и читавшая книги на каждом из них по одному дню в неделю, гранила и полировала его, словно необработанный алмаз, который обнаружила много лет назад на далекой Гомере, на берегу ручья. Ее любовь была такой искренней, глубокой и несокрушимой, что она без колебаний оставила первого мужа, могущественного капитана Леона де Луну, отказавшись от богатства и власти, которые давало ей положение его супруги, чтобы провести остаток дней рядом с человеком, ставшим единственным смыслом ее жизни.

За время долгих поисков ей пришлось столкнуться с множеством опасностей на море и в сельве, с дикими зверями, стать жертвой клеветы и попасть в застенки Инквизиции, подвергнуться осуждению общества и домогательствам многих мужчин. Она с честью выдержала все эти испытания, не зная, что самое трудное испытание ждет ее впереди: она поняла, что неизбежно наступит день, когда ей придется делить любимого с другой женщиной, и она смогла это принять.

Очень скоро она поняла, что Новый Свет, где она теперь живет, не имеет ничего общего со старой Европой, которую она покинула много лет назад, и все эти роскошные пейзажи, жаркий и душный климат, экзотическая еда, полуголые люди и их раскрепощенные обычаи ничем не напоминают родную Германию, холодную и туманную, с ее скудной пищей, строгой одеждой и лицемерным покровом ханжества, под которым люди скрывали свои истинные чувства и слабости.

А потому, когда однажды ночью она поняла, что больше не может с прежним пылом отвечать на огненную страсть Сьенфуэгоса, в чем он, несомненно, нуждался в силу своей молодости и темперамента, то без колебаний отвергла все предрассудки и предложила юной горячей туземке, с которой делила все домашние тяготы и хлопоты, разделить и любовь мужа.

Ингрид прекрасно знала, что пусть даже любовь — это не только страсть, а страсть — не обязательно любовь, но когда страсть угасает, любовь тоже слабеет, а если любовь умерла, то и страсть обречена. Будучи женщиной умной и практичной, она сумела установить тонкий баланс, где ей доставалась большая часть любви, в то время как красавице Арайе, всегда готовой откликнуться на его ласки, — большая часть страсти.

Они никогда не спорили.

Каждая возделывала свой участок на ниве любви и пожинала с него плоды, и никогда не вторгалась на чужую территорию, чтобы узнать, какие плоды растут на той стороне.