Земли обагрённые кровью - [70]

— Пятеро детей! Жена шестая! Свояченица седьмая! Семь звезд апокалипсиса! Пусть каждого из вас семь чертей терзают в аду! Убийцы! Убийцы! Убийцы!

Он падал, бился, как эпилептик, выкрикивал непонятные слова и посылал проклятия американскому военному кораблю.

— Они стряхивали нас в море с трапа, как крошки со скатерти. Как крошки! Мы крошки! Стервятники и вороны утоляют голод такими крошками. О люди!

Дети, которые были на барже, догадались, что он сошел с ума, и стали дразнить его:

— Сумасшедший! Сумасшедший!

Они уселись вокруг него и ждали, когда он начнет кричать, как ждали дома кукушку, которая должна выскочить из часов и прокуковать время.

Я отошел и сел на краю баржи. Вдалеке волны качали два раздувшихся детских трупика, словно убаюкивали их: «Спите, спите! Земле больше не нужны дети!» Маленькие головки настойчиво стучали по железной обшивке английского крейсера: «Впустите нас! Не видите? Не слышите?»

Нет, не видят, не слышат!

* * *

На баржах поднялся переполох. К нам вдруг явился английский адмирал с несколькими офицерами.

— Чего хочет адмирал?

— Какими судьбами его сюда занесло?

— Спросите у него…

— Скажите ему…

Люди наперебой задавали адмиралу вопросы, что-то рассказывали, жаловались, умоляли. Всех нас пугала наша дальнейшая судьба.

— Пусть он скажет, что с нами будет!

Переводчик ответил:

— Господин адмирал хочет кое-что уточнить. Куда бы вы желали поехать?

— Подальше от этого ужаса! Нужно ли об этом спрашивать? — закричали все сразу.

Кто-то схватил переводчика за рукав.

— Послушай! Скажи ему — пусть нас отвезут на острова Самос, Хиос, Митилини. Чтобы можно было вернуться поскорее, когда кончится это бедствие…

— Хорошо, — сказал он, и визитеры уехали.

Вечером турки начали обстреливать баржи. Несколько человек было ранено и двоих убило. Всю ночь мы не смыкали глаз.

— Что-то опять произошло, что-то неладно!

На рассвете к баржам подошли буксиры и потащили нас к берегу. Вскоре обнаружилось, что буксиры не английские, а турецкие.

— На буксирах турки! — крикнул кто-то.

— Турки?

— Турки!

— Нас всех перережут!

— Кричите громче, пусть услышат на кораблях! Турки!.. Турки!..

Матери разыскивали своих детей, прижимали их к себе, плакали. Дети дрожали, словно в лихорадке, кричали в испуге. Мужчины растерянно метались туда-сюда, бесцельно развязывали и завязывали узлы, пытались понять, что происходит.

— Нас предали!

— Нас предали!

— Будь они прокляты!

— Адмирал! Что же это делается?

— Адмирал! Спаси нас!

— Не бросайте нас, Христа ради! С нами дети, старики, девушки!

— Вы ответите за это!

— Адмирал! Адмира-а-ал!

Турецкие буксиры продолжали свое дело. И тогда тысячи людей в панике стали прыгать в море. Вода почернела. Люди хватали друг друга за волосы, за шею и тонули. Некоторым удавалось подплыть к кораблям, они карабкались на борт, надеясь спастись, а их поливали кипятком, били по рукам железными ломами и палками. Те, что не потеряли хладнокровия и остались на баржах, готовые встретиться с судьбой, больше надеялись на милосердие жестоких турок, чем на помощь наших союзников.

Турецкий офицер приказал закрепить баржи у берега и расставить кругом посты. Каждые два часа наглые зейбеки, вооруженные револьверами и кинжалами, врывались на баржи и убивали самых молодых.

— Ты! Ты! И ты!

Страшные ручищи тянулись к красивым юношам и миловидным девушкам. Их уводили за таможню, насиловали и убивали. Так было и с Афрулой, и с Рэей, четырнадцатилетней школьницей. Бабушке Афрулы посчастливилось: увидев, что турки схватили девушку, она тут же умерла. А мать Рэи бежала за турками, кричала, царапалась:

— Оставьте девочку! Возьмите лучше меня! — Она вцепилась окровавленными пальцами в свою кофточку, разорвала ее.

— Смотрите! — кричала она и вызывающе выставляла грудь. — Возьмите меня! Не трогайте ее!.. Девочка моя!..

Люди уже хладнокровно относились к судьбе соседа. Трое суток турки продержали нас на баржах. Трое суток мы не переставая играли в страшные прятки со смертью. Я договорился с одним нашим односельчанином по очереди следить ночью за действиями турок. Каждый раз, когда они врывались на баржу, мы успевали спрятаться.

На четвертый день пришел какой-то офицер и приказал:

— Освободить баржи! Все на берег!

Каждое такое перемещение вселяло в нас какую-то надежду.

— На кладбище! Пойдемте на кладбище! Туда турки не придут. Побоятся!

Мы бросились к кладбищу. Но там не оказалось ни одного вершка свободного — все кладбище было забито людьми. Из могил выкапывали разложившиеся трупы и устраивали там постели для детей. Женщины рожали до срока. По близлежащим кварталам разнесся слух: «Женщинам, которые должны родить, надо идти на кладбище. Там есть доктора!» Старики кипятили воду для рожениц на кострах из костей мертвецов!

— Здесь нельзя оставаться, — сказала моя сестра, и мы все с ней согласились.

С трудом мы пробирались через толпу. На одной из могил лежала женщина, кулаками била по мраморной плите и кричала похороненному под ней мужу:

— Врасидас! Где же ты? Посмотри, что сделали с твоей дочерью! Твою невинную девочку обесчестили! Врасидас! Солдаты… Эта стая волков терзает ее тело! Врасидас, встань! Воскресни! Приди и помоги нам! Врасидас!..