Землепроходцы - [40]
На другой день торговля на ярмарке шла вяло. О вчерашнем происшествии никто и словом не обмолвился — опасались длинных ушей. Около полудня на ярмарке появился Атласов со всем своим окружением. Медленно обходил он столы, изредка покупая что-нибудь. У Петра он выпил ковш вина, вино похвалил.
— Правда ль, хлеб у тебя родится? — неожиданно спросил он.
— Правда, — подтвердил Петр. — Прошлой осенью шесть пудов жита снял! Нынче побольше ожидаю.
— Добро. Я и государю говорил, что на Камчатке хлеб родиться может. Урожай твой в радость мне. Как снимешь жито, пудика три на мою долю выделишь.
— Выделю, — вздохнул Петр.
— А вздыхать нечего. Ужель вы все скопом своего голову не прокормите? Небось за вино дюже собольков урвал?
— Да какое там! — заприбеднялся Петр. — Платил кое-кто соболями, да попорченые они.
— Зайду как-нибудь взглянуть, так ли они попорчены, — насмешливо пообещал Атласов, отходя от стола.
Петр с бессильной яростью глядел ему в спину.
— Ну как? — спросил Иван. — Дождался?
— Помолчи-ка лучше, пророк! — озлился Петр. — Спишь, а не торгуешь. Переливаешь всем подряд.
Неожиданно навстречу Атласову вышел Беляев. Все лицо у казака было в кровоподтеках, нос и губы опухли — страшно взглянуть.
— Эй, люди! — закричал он. — Прячь товары! Вор идет!
— Это где ж это вор? — заоглядывался Атласов, недобро усмехаясь. — Покажи ты мне, Беляй, этого вора — я с него семь шкур спущу.
— А прямо передо мной вор и стоит! — сказал Беляев, с ненавистью глядя в глаза своему недругу.
— Да тут, кроме меня, никого и нет, — продолжал скоморошничать Атласов. — Уж не я ли этот вор? Ну-ка скажи, Беляй, не меня ль ты вором обзываешь? Я прямо весь трясусь от страха.
— Да не трясись, Атлас. Это не про тебя. Это я про того, кто украл казачье жалованье, — сдерживая ярость, столь же насмешливо заговорил служилый. — На тебе вроде и шапка не горит. Аль, может, от подкладки горячо? Волосы-то не трещат? Дай я тебе водички плесну, чтоб мозги не обварились!
Насмешки Атласов не вынес. Услышав, как по ярмарке покатился смех, он побледнел и, выхватив из ножен саблю, обрушил ее сплеча на голову Беляева.
Звенящая, до рези в ушах, тишина сковала толпу. Тело Беляева тяжело рухнуло на землю, и вокруг его головы поплыла лужа крови.
Белыми, слепыми глазами обвел Атласов толпу.
— Ну, кто еще назовет меня вором?
Тишина продолжала давить толпу. Атласов со свистом бросил саблю в ножны и покинул ярмарку.
Когда Беляева унесли, Иван поспешил разыскать Анцыферова. Найти его в толпе было нетрудно, он возвышался над всеми на целую голову. Отведя десятника в сторону, Иван зашептал:
— Все! Теперь от Атласова все его дружки откачнутся. Воевода не простит ему убийства. Однако до Якутска далеко. Когда еще слух об убийстве дойдет туда. Надо Атласова арестовать. Приказчика выбрать из своих — иначе нам жизни не будет.
— Как его арестуешь? — угрюмо буркнул Анцыферов. — Оружия-то у нас нету!
— Ну, это не беда. Атласов сам вернет нам оружие.
— Держи карман шире! Да и мы не лыком шиты. Не на тех нарвался. — И, совсем понизив голос, Иван стал объяснять Анцыферову, что надо делать.
Вечером острог охватила паника. Стало известно, что к Верхнекамчатску подходят камчадалы с намерением разгромить его. Несколько казаков поплыли после обеда рыбачить вверх по реке и заметили неприятеля. Казаки поднялись на сопку, чтобы лучше разглядеть чужих воинов, и пришли в ужас. На острог двигалось не менее тысячи инородческих ратников. Были там отряды, громившие Большерецк, были курилы с Лопатки, коряки и камчадалы с реки Авачи, которым удалось уйти от карательной партии. Весь юг Камчатки отложился и выставил против казаков войско, какого раньше не видывали.
Посад опустел. Все бежали под защиту крепостных стен. Торговцы с ярмарки бросили свои товары на столах и поспешили вслед за остальными.
Перед приказчичьей избой бушевала толпа. Атласов велел срочно раздать казакам оружие. Служилые уже варили в котлах смолу, заряжали пищали и пистоли. Крепость ощетинилась оружием в ожидании нападения.
Выбрав момент, когда Атласов спешил в одиночестве от приказчичьей избы отдать какое-то распоряжение командовавшим обороной десятникам, Анцыферов с казаками окружили его, сорвали саблю и, оглушив прикладом ружья, на глазах у всей крепости отвели к амбару и заперли под замок.
Только тогда стало известно, что слух о нападении на крепость был ложным. Застигнутые врасплох атласовские дружки не посмели и пикнуть. Приказчиком Камчатки вместо Атласова казаки выбрали Семена Ломаева.
Глава десятая
ЯЩЕРИЦА
Верстах в двенадцати выше Карымчина стойбища в Большую впадает с юга стремительная речка Кадыдак. Она течет узким, сумрачным ущельем, в котором от шума воды стоит рокочущий, низкий гул, словно в печной трубе во время вьюги.
Сюда, к самому входу в темное ущелье, и приплыли Семейка с Кулечей под вечер на исходе августа. Камчадалы закончили заготовку юколы, наквасили для собак полные ямы рыбы, и обоих пленников, Кулечу и Семейку, Карымча отправил за утками. Семейка был рад вырваться из селения хотя бы на сутки. Несмотря на обещания Канача, камчадалы держались с ним грубо, жизнь для него превратилась в пытку; и он утешался только тем, что каждый день строил планы побега. Возможностей для побега было сколько угодно. Но кто покажет ему путь на реку Камчатку?
Настоящая книга является переводом воспоминаний знаменитой женщины-воительницы наполеоновской армии Терезы Фигёр, известной также как драгун Сан-Жен, в которых показана драматическая история Франции времен Великой французской революции, Консульства, Империи и Реставрации. Тереза Фигёр участвовала во многих походах, была ранена, не раз попадала в плен. Она была лично знакома с Наполеоном и со многими его соратниками.Воспоминания Терезы Фигёр были опубликованы во Франции в 1842 году. На русском языке они до этого не издавались.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Новый остросюжетный исторический роман Владимира Коломийца посвящен ранней истории терцев – славянского населения Северного Кавказа. Через увлекательный сюжет автор рисует подлинную историю терского казачества, о которой немного известно широкой аудитории. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
В романе выдающегося польского писателя Ярослава Ивашкевича «Красные щиты» дана широкая панорама средневековой Европы и Востока эпохи крестовых походов XII века. В повести «Мать Иоанна от Ангелов» писатель обращается к XVII веку, сюжет повести почерпнут из исторических хроник.
Олег Николаевич Михайлов – русский писатель, литературовед. Родился в 1932 г. в Москве, окончил филологический факультет МГУ. Мастер художественно-документального жанра; автор книг «Суворов» (1973), «Державин» (1976), «Генерал Ермолов» (1983), «Забытый император» (1996) и др. В центре его внимания – русская литература первой трети XX в., современная проза. Книги: «Иван Алексеевич Бунин» (1967), «Герой жизни – герой литературы» (1969), «Юрий Бондарев» (1976), «Литература русского зарубежья» (1995) и др. Доктор филологических наук.В данном томе представлен исторический роман «Кутузов», в котором повествуется о жизни и деятельности одного из величайших русских полководцев, светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, фельдмаршала, героя Отечественной войны 1812 г., чья жизнь стала образцом служения Отечеству.В первый том вошли книга первая, а также первая и вторая (гл.
Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.