Землепроходцы - [28]

— Да хватит тебе, Кузьма! — урезонил разошедшегося казака Никодим. — Насел на мальца ни за что ни про что. Поживет с наше, тогда и спрос с него другой будет. Кажись, не заметили нас, а?

— Дал бы бог, — перекрестился Кузьма. — Может, отсидимся… И куда это они собрались? Уж не к острогу ли нашему дорожку торят?

— Ну, крепость им не по зубам, — уверенно сказал Никодим. — Ярыгин так пуганет их из затинной пищали, что у них мозги быстро на место станут. Они голосок этой боярыни еще не слыхивали.

— А все же надо как-то извернуться, предупредить наших. Бог с ними, с яйцами! Как стемнеется, вытряхнем баты и пойдем налегке в крепость.

— Пожалуй, что так лучше, — согласился Никодим.

Высунувшись из травы, он тут же упал обратно, потерянно выдохнул:

— Ну вот, только этого и не хватало.

— Что там? — вскинулся Кузьма.

— Углядели нас, окаянные. Озеро окружают.

Кузьма, а за ним и Семейка тоже высунулись из травы, да так и замерли. Курильцы впробежку рассыпались вокруг озера. Часть их заняла исток реки, и теперь из озера на батах нельзя было выбраться. Если со стороны кошки до островка, на котором они отсиживались, было по прямой саженей двести и оттуда им не грозила опасность, то со стороны тундры до островка не насчитывалось и ста саженей, и стрела из хорошо натянутого лука вполне могла достать их стоянку. Казаки могли бы еще успеть прыгнуть в бат, достичь берега и метнуться в тундру, пока кольцо окружения не замкнулось вокруг озера. Однако в тундре им пришлось бы еще хуже. Местные жители такие хорошие ходоки и бегуны, что уйти казакам от них не удалось бы, и они сразу отбросили эту возможность, решив отсиживаться на островке, благо у курильцев, кажется, не было лодок, и они не могли пойти на приступ по воде.

— Что же это такое? Война, что ли? Тьфу, тьфу! — крестил сивую бороду Кузьма. — Их тут сотни с полторы, не меньше. Вот ведь напасть какая!

На островок со стороны тундры посыпались стрелы, и казаки вынуждены были искать укромное место. Небольшой холмик, под защиту которого они переползли, надежно отгородил их от стрел. Для верности они вытряхнули яйца из недогруженного бата, перетащили его к холму и прятались под ним, когда стрелы падали особенно густо. За ружья казаки даже не брались, берегли заряды. Они надеялись, что, поистратив стрелы, курильцы уйдут.

Уже наплывали сумерки, когда казаки разглядели, что к озеру по реке приближается кожаная байдара, полная вооруженных курильцев.

— Ну вот, думали, им к острову не подобраться, — встревожился Никодим, берясь за ружье.

— Подпустим поближе, чтобы бить наверняка, — сказал Кузьма. — Не то, пока перезаряжаем, они успеют на островок выскочить.

Когда байдара была саженях в двадцати от островка, курильцы прекратили обстрел казаков, опасаясь задеть своих. Казаки воспользовались этим и переползли по траве к тому концу острова, куда правили гребцы. Семейке дали саблю и тяжелый пистоль с длинным стволом. Положив ствол пистоля на кочку, он обеими руками вцепился в его рукоять, чувствуя, как от напряжения немеют пальцы. Стрелять Семейка умел — научил отец, — однако ни в одной стычке с неприятелем он еще не побывал, и от возбуждения его била мелкая дрожь. По рукам и лицу его ползали муравьи — кочка, на которую он положил ствол пистоля, оказалась муравейником, но Семейка стоически переносил их укусы, боясь неосторожным движением выдать засаду.

На воинах и гребцах были распашные кафтаны, сшитые из гагарьих шкурок, снятых вместе с перьями. Теплая, легкая и прочная, эта одежда славилась у жителей курильской Лопатки. Штаны из рыбьих кож и нерпичьи шапки дополняли их наряд. У воинов были большие окладистые бороды, которые так отличают курильцев от жидкобородых камчадалов. Именно за обильную волосатость казаки прозвали жителей Лопатки «мохнатыми курильцами». В ушах воинов поблескивали серебряные кольца, губы их посередине были выкрашены черной краской. Несколько курильцев оказались без шапок, казакам были видны их обритые спереди головы. На затылке же волосы были длинны и спадали на плечи. Держа копья наперевес, курильцы готовились выскочить на берег. Семейка насчитал в байдаре двадцать семь человек.

Казаки подпустили байдару саженей на десять, как раз на такое расстояние, когда свинцовая сечка бьет наверняка и хорошо рассеивается.

— Пора! — тихо прошептал Кузьма, и пищали разом грохнули, разорвав мертвую тишину над озером.

Курильцев, сидящих в байдаре, размело словно бурей. Те, кто не, был убит сразу, оказались в воде и пошли ко дну. Пробитая свинцом байдара затонула вместе с ранеными и мертвыми, затем всплыла кверху дном.

Стрелы снова густо посыпались на остров.

Казаки, приминая телами осоку, торопливо переползали под защиту бугра. Никодим вскрикнул и перевернулся на бок. Семейка увидел, что в спине его торчит стрела.

— Вот, — удивленно сказал Никодим. — Кажись, убили меня.

Кузьма с Семейкой торопливо подхватили его под мышки и потащили к бугру. Из горла казака хлынула кровь.

— Все, — хрипел он, — кончаюсь.

Казак, захлебываясь, зашелся в кашле и стал синеть. Когда дотащили его до бугра, он уже не дышал.

— Никодим, Никодим! Да что же это такое! — в отчаянии тряс Кузьма друга за плечи. — Ну очнись, очнись, Никодимушка!.. Господи! Как же это так?