Зели в пустыне - [27]

– Да, да, а еще?

– Но я не могу, Жанни, вранье, я вам говорю… Что до него, уже… и что даже теперь… наконец, что он не несет ответственности. Вот видите!

– Он правильно сделал, – сказала Жанни хрипло. Потом она отошла в сторону, и на некоторое время установилась невыносимая тишина.

– Жанни, – прошептал молодой человек.

Она резко повернулась к нему; я слышу еще ее хриплый голос, я вижу обезображенные какой-то ненавистью черты:

– И что вы сделали? Я разве вас об этом просила? Разве я этого хотела? Вы завидуете ему, вот где правда, завидуете потому, что я его люблю, потому, что я была близка с ним, завидуете потому, что вы видите, как я несчастлива. Несчастлива? А если мне нравится быть несчастливой с ним больше, чем счастливой с другим, с вами?

Я поднялся, но не решался сделать и шагу.

– Жанни, – взмолился Ришар.

– О! Как я была права, наплевав на ваши милые улыбки! Вот что за этим крылось!

Он хотел взять ее за руку; она с силой оттолкнула его.

– Оставьте меня! Оставьте меня! – прокричала она. – Я вас не любила, но теперь…

– Теперь, Жанни?..

– О! Теперь я вас ненавижу. Это вы, вы все сделали… На минуту она застыла, грозная, смотрела на него пристально, не отрывая глаз, потом убежала к конопляному полю.

Нелепый, с двумя длинными, вертикально перерезавшими лоб морщинами, Ришар не сделал даже движения, чтобы последовать за ней. Он шевелил губами, как бы повторяя слова девушки.

– Она не ведала, что говорит, – сказал я наконец. Он посмотрел на меня, поднес руку к своему большому носу:

– Оставь, – сказал он. – Оставь. Я, наверное, заслужил это.

– Ты не хочешь вернуться?

Нет, сейчас он хотел бы остаться один.

Он добавил:

– Пойди к Жанни, ей так будет лучше.

Я вернулся на бал, не зная, искать или бояться встречи с Жанни. И что ей сказать? Одно мое присутствие не напомнит ли ей о ее потере? Я слышал насмешки зала и не решался войти. Изредка какая-нибудь парочка уходила с танцев, чтобы направиться к лавчонкам на площади. Взрывы петард смешивались с металлическим позвякиванием тира, с трещотками лотерей, с глухим стуком молотков, которые, ударяя о наковальню, заставляли карабкаться по длинному столбу маленькую красную обезьянку.

С приближением темноты создалось впечатление, что вся деревня захотела хоть на часок присоединиться к празднику. Столы были выставлены перед тремя тавернами на площади, и старики с картами в руках, сидя за бутылочкой пива, обменивались воспоминаниями об их призыве.

Но уже туман, что мы видели в долине, подбирался к церкви. Проехала тяжело нагруженная телега – первая пустившаяся этим вечером в путь к городу на рынок, та, что, наверное, прихватила до вокзала и маленького черного месье с его наукой; это была длинная повозка, крытая зеленым брезентом, который нависал аркой, а затем свободно покрывал короба и корзины. Я смотрел вслед повозке до тех пор, пока она не скрылась за поворотом дороги: я тоже иногда, лежа на брезенте, пересекал ночь и длинные равнины. «Спи», – говорил мой дед, накидывая мне на колени шерстяную шаль; но я не мог спать; голос доходил до меня из темноты; я отыскивал его везде – в пустынных деревнях, в неподвижных равнинах, в своем сердце.

Я услышал, что меня зовут. Стоя на пороге залы, Баско делал знаки.

– Посмотри. Это того стоит.

Но я сначала ничего не увидел, только пары, которые тут и там прервали танец и стояли, повернувшись к действию, которое меня ошеломило.

– Ты их видишь?

– Кого?.. А!..

Жанни танцевала, тесно прижавшись к дяде Баско. Было ли это танцем? Закрыв глаза, девушка, казалось, отдается вновь ловкому телу, которое когда-то ею уже овладело. И, догадываясь о разгорающемся скандале вокруг, она как бы дерзила, разжигая скандал еще и еще.

– Она сюда вернулась, – сказал Баско. Куртка желтой кожи и вельветовые брюки – Ружо остался в своей обычной одежде. Он, однако, не выглядел удивленным, чувствуя под руками эту девушку, которую он завоевал однажды, а затем тщетно преследовал. Гибкий и в то же время пружинистый, быстроногий, он ловко скользил с ней меж другими парами; и на его тонком лице с желтовым оттенком под черной полоской усиков блуждала странная улыбка.

Музыка замолкла; из соседнего кабачка принесли прохладительные напитки, и мы видели, как Жанни, сжимая стакан, осушает его большими глотками, ставит его дрожащей рукой на поднос. Она меня заметила, отвела глаза, затем в упор посмотрела, и что читалось в ее взгляде: дерзкий вызов, смущение, безумное отчаяние?

А потом… Потом все случилось так быстро, что я с трудом понимал, что произошло. Вошла девушка и, посмотрев на Жанни, наклонилась к своей соседке и шепнула ей несколько слов. Та засмеялась и очень громко сказала:

– Очень хорошо. Этого давно следовало ожидать!

И так как все приблизились, ожидая приятных новостей, она сказала еще громче:

– Вот, Луиза возвращалась со стадом коров, встретила повозку Кардиналя. И вы знаете, кого она увидела в повозке между Кардиналем и фокусником? Молодого человека из замка, студента Жан-Клода, который уехал и бросил свою красотку!

Жанни… Мы смотрели на нее, мы не отрывали от нее глаз. Разве она не услышала? Однако сначала не было понятно, уловила ли она смысл слов? Она не двигалась, вся в каком-то оцепенении; капля пота соскользнула по переносице к шраму на щеке. Потом на мгновение вся она как-то обмякла. Застонав, Жанни выбежала из зала. Она промчалась передо мной, села на велосипед, оставленный ею перед шатром, и исчезла между лавочками.