Зеленый вертоград. Слова поцелуйные - [15]
Дал нам мед, и ввел нас в сад,
В изумрудный Вертоград.
В сад довел нас из пустынь.
Всем цветам поклон Аминь.
ЛОВЦЫ
Сотворил Господь пресветлый Ангелов Себе,
Дал им мощь, да будут звезды в сказанной борьбе.
Он низвел с Небес высоких светоч золотой,
Повелел, чтобы вселился в тело дух Святой.
Выбирал для рыб глубинных — мудрых Он ловцов,
Между рыбарей безбедных — бледных берегов.
Между бедных, но победных — и безбедных тем,
Ибо кто собой владеет, тот владеет всем.
И недаром частый невод шел во все концы,
Тех, кто любит, уловляли вещие ловцы.
Уловивши рыб глубинных, не сгубили их,
Но спасли от паутинных ков и козней злых.
И с улыбкой каждый рыбарь веял над водой,
С высоты Небес ниспавшей, вербой золотой.
СЛАВА
Слава святой,
Золотой,
И серебряной,
Медно-железной,
Скрепе, блюдущей над зыбкою бездной,—
Твердой — над шаткой водой,—
Твердо-алмазной,
Единосущной — над разной,
Многообразною смутой,—
Вечной — над быстрой минутой,—
Зрящей,
Тысячеокой —
Над ночью глубокой,
Спящей,—
Животворящей,
И нераздельной,
Цельной как лик корабельный,
Который вовеки веков,
Ныне и присно, всегда,
Над пропастью темных валов,
В пустыне, где ропщет вода,
В кипящей реке беспредельной,
Плывет, а над ним — Звезда
Слава — нас крепко хранящей,
Троице животворящей,
Быстро как птица, нас мчащей
В жемчужность садов из пустынь,
Во веки веков. Аминь.
КРАСНОЕ КРЫЛЬЦО
Поставь меня, Отец, на красное крыльцо.
Сияньем озари подъятое лицо,
Отец, я сохранил, мне данное, кольцо.
Поставь меня, Отец, на красный свой крылец,
Отец, благослови смарагдовый венец,
Я сам его надел,— мне можно, так, Отец?
Я больше не уйду от красного крыльца,
Тебе начала нет, и нет тебе конца,
Отец, твой сын пришел, твой сын нашел Отца.
ИРМОС
Прошли мы сквозь Черное море,
Над Красным взошли на утес,
И с синим сияньем во взоре
Поем благодарный ирмос.
В расплавленных безднах червонца,
Что наших врагов потопил,
Возникло багряное Солнце
Над влагой несчетных могил.
Узором лесным осененный,
Алеет великий утес,
Цветы над пучиной бездонной
Господь благосклонно вознес.
Мольбой, ликованием звона
Восхвалим всесильную Длань,
Затем что наш дух, как Иона,
Не отдан чудовищам в дань.
Затем что мы все не сгорели,
Хоть были в палящей печи,
Затем что играют свирели,
И красные рдеют лучи.
ТРИ ОКНА
В Великом Доме три окна,
Трисветна каждая стена,
Но та хоромина — одна.
Коль ты восхочешь слов живых,
В себе, в сестре, и в Мире — их
Найди, и пой жемчужный стих.
Одно окно есть вышина,
Окно другое — глубина,
А третье — жизнь, а жизнь — Весна.
ЧЕТЫРЕ СТЕНЫ
Четыре стены, и на каждой стене,
Здесь по три округлости видится мне,
По три окна в вышине.
На Север, Закат, на Восток, и на Юг,
Все тот же, очерченный правильно, круг,
Троичность выгнутых дуг.
Вот белые льдяности, дремлющий снег,
Утихнувших вод прекратившийся бег,
Радость бестрепетных нег.
Вот маки кровавые, трижды жерло,
Желанье к желанью, узывно-светло,
Страстно так, красно, тепло.
Вот нежность, три круглых жемчужных щита,
В мерцаниях дружных вражда, красота,
Жаждут и страждут уста.
Вот три изумруда, сияющий луг,
Три луг а и белые птицы вокруг,
Юг восклицают, на Юг.
ПЯТЬ СВЕЧ
Дикирий и трикирий,
Пять свеч — до смерти с нами.
Пока мы бродим в мире,
Наш путь — с пятью свечами.
Конец, начало, Вечность,
О, троичность святая,
Начальная есть млечность,
И млечность — снежность Рая.
С одра встает калека,
Ведет его дорога
От Богочеловека
До Человекобога.
Рипиды, опахала
Из перия павлина,
Хранят его начало,
Отец наш добр для Сына.
И таинство пречистых
Несчетных Евхаристий
От радуг тех перистых
Стократно золотистей.
Когда же Серафимы
Провеют над дарами,
В молитвенные дымы
Восходим мы свечами.
И служит слух и зренье,
Конец и Вечность с нами,
В скончаньи — возрожденье,
Все звезды за свечами.
ЖЕРТВЕННИК
Жертвенник Чаша на нем и звездица
Свет, острие копья
Духом я вижу пресветлые лица,—
Край, и бескрайность моя.
В этом златом и узорном потире
Кровь превратилась в вино.
Свет копия не напрасен был в мире,
Таинство дней свершено.
Был Вифлеем. Золотая страница.
Кончилась — там, на Кресте.
В мире же светит и светит звездица,
Манит, дрожит в высоте.
Вот, копье просфору пронизало,
Жертвенник ждет в алтаре.
К Солнцу — что было здесь бело и ало,
В вечной восходит заре.
ХЛЕБЫ, ПШЕНИЦА, ВИНО, И ЕЛЕЙ
Хлебы, пшеница, вино, и елей,
Вот они, тут
Силы живые Небесных зыбей
Голубя свеют,— толпы голубей
К дару земному
Лелейно прильнут,
Внемля, в безгласности, тайному грому,
Молниям радуясь, и дождевому
Току, дающему нам изумруд,
Зная и слыша, что Дальний — вот тут.
ЛИТУРГИЯ В ЛИТУРГИИ
Светильники, кадильницы, моления, и звон.
Цветы, и птичье пение, трава, и небосклон.
Деревья с ароматами их тайностей, их снов,
Все чувства с их возвратами в разымчивость
пиров.
При ярком свете солнечном светильник восковой,
При сладком духе яблони — кадильниц дух живой.
При светлом дыме яблочном — кадильниц синий дым,
Глядят на нас. Небесные — и мы на них глядим.
Поют в ветвях крылатые — и тут толпы поют,
Уютно там в вершинностях, в долинах здесь —
уют.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Трактат К. Д. Бальмонта «Поэзия как волшебство» (1915) – первая в русской литературе авторская поэтика: попытка описать поэтическое слово как конструирующее реальность, переопределив эстетику как науку о всеобщей чувствительности живого. Некоторые из положений трактата, такие как значение отдельных звуков, магические сюжеты в основе разных поэтических жанров, общечеловеческие истоки лиризма, нашли продолжение в других авторских поэтиках. Работа Бальмонта, отличающаяся торжественным и образным изложением, публикуется с подробнейшим комментарием.
В книгу вошел не переиздававшийся очерк К. Бальмонта «Океания», стихотворения, навеянные путешествием поэта по Океании в 1912 г. и поэтические обработки легенд Океании из сборника «Гимны, песни и замыслы древних».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Единственная обязанность на земле человека — прада всего существа» — этот жизненный и творческий девиз Марины Цветаевой получает убедительное подтверждение в запечатленных мемуаристами ключевых биографических эпизодах, поступках героини книги. В скрещении разнооборазных свидетельств возникает характер значительный, духовно богатый, страстный, мятущийся, вырисовывается облик одного из крупнейших русских поэтов XX века. Среди тех, чьи воспоминания составили эту книгу, — М. Волошин и К. Бальмонт, А. Эфрон и Н. Мандельштам, С. Волконский и П. Антокольский, Н. Берберова и М. Слоним, Л. Чуковская, И. Эренбург и многие другие современники М. Цветаевой.